Четыре войны морского офицера. От Русско-японской до Чакской войны - Язон Туманов

Просил приехать после ужина, чтобы обсудить детали. Приехал, но А. остался верен себе. Застал его, после сытного, по-видимому, ужина, развалившегося в кресле и дремлющим. Сказав, что вопрос обсудим завтра, предложил доставить меня домой в автомобиле, но я отказался и вернулся в трамвае.

11 декабря.

Порядки – типично парагвайские. С утра – хлопоты об обмундировании. Я заявил А., что считаю неудобным ехать в зону военных действий в пиджаке и соломенной шляпе. Просил дать срочное распоряжение интендантству сшить военную форму. Написал бумагу. Поехал в интендантство. Милы и любезны, но… в интендантстве нет ни одного метра материи хаки. Предложили сшить из солдатского, сине-серого сукна. Отказался. Нет краг. Сшить в короткий срок не могут, ибо сапожники завалены работой по шитью амуниции. Поехал к Соломону Фишеру справиться о цене материи. Фишер сразу же задал мне вопрос – будет ли война? На это я ему ответил: «Что вы меня спрашиваете? Ведь вы же это всегда лучше знаете, чем военные министры! Поэтому, вы мне скажите, будет ли война или нет? Что говорят “ваши”?» – Он на минуту задумался и затем тихо ответил: «Наши говорят, что будет…»

Узнав цены, вернулся в департамент, чтобы взять аванс, купить материи и отвезти шить костюм в интендантство. А. сказал, что денег у него нет, но что он сам поедет к главному интенданту и попросит его купить материи и сшить мне костюм. Я ему снова сказал, что в штатском платье я не поеду, и спросил его, когда он думает повидать Valdez’a, на что получил ответ, что, «может быть», сегодня после обеда. После этого перешли на другие темы. Прокорректировав составленную мною вчера схему, он сделал одну поправку, вычеркнув фразу, что в случае крупного расхождения мнения с командующим я имею право не принимать участия в операции. Я не протестовал, т. к. мне самому эта фраза не нравилась, – что-то отдавало трусостью. Затем много говорили на тему о допустимости подчинения флота сухопутному командованию. Он всячески старался убедить меня не только не настаивать на этом, но даже и не поднимать такого вопроса. Я настаивать на своем не стал; с эгоистической точки зрения, такое положение вещей мне много приятнее. С точки же зрения рациональности, – когда заговорят пушки, все будет так, как быть должно, и придет само собой. Узнал, что «Adolfo Requelme»[138] уже на севере и что я поеду на пассажирском пароходе. Оно даже приятнее. Много больше комфорта. Боюсь только, что он уговорит меня ехать в пиджаке, обещав выслать обмундирование следом.

Просил составить ему расчет расходов на сконструирование мин для заграждения реки. Бегал после обеда по магазинам, справлялся о ценах. Бедность и убожество: в магазинах, торгующих электрическими принадлежностями, нет гальванометра! Столица!

В городе спокойно. С севера – никаких вестей. Если завтра будет такой же спокойный день, я уверен, что в четверг я не уеду. Да и слава Богу, спешить некуда.

12 декабря.

Все утро исправлял экзаменационные работы выпускных кадет. По окончании – пошел к А. спросить его, исполнил ли он свое обещание повидать интенданта. Конечно, он остался верен себе и ничего не сделал. На мою просьбу дать мне денег, чтобы я мог купить материал сам, он ответил, что в данный момент у него никаких денег нет. – «Хорошо, – сказал я, – в таком случае, я пойду и займу у кого-нибудь!»… – Так и сделал; надел шляпу и пошел. – «Куда вы идете?» – спросил, увидев меня, А. – «Иду занимать деньги и покупать материал», – ответил я и ушел. Пошел к Б., занял у него 400 песо, купил у Фишера материю и отнес в интендантство, где упросил главного закройщика сшить мне костюм хотя бы к пятнице (послезавтра).

Да, у нас матросов так не отправляли в командировку! Но я уверен, что никуда я завтра не уеду. Решил явно показать А., что так не делается. Уходя, не сказал ему обычного «hasta luego»[139], а придя после обеда, прошел мимо него как мимо пустого места. Ни о завтрашней поездке, ни о покупке минных материалов и вообще ни одним словом о командировке я не обмолвился. Решил ни о чем не спрашивать. Молчит и он. И слава Богу!

13 декабря.

С утра держался той же тактики, – ни о чем не спрашивая и ничего не говоря, точно не я, а кто то другой должен сегодня ехать. Впечатление от утренних газет – кислое. По-видимому, Боливия серьезно решила лезть в драку и за ее спиной есть какой-то могучий покровитель и толкач. Она категорически отказывается признавать конвенцию Гондра[140], несмотря на свою под ней подпись, и ее представитель на Вашингтонской панамериканской конференции вышел из ее состава.

Моя тактика с А., по-видимому, возымела свое действие. Когда я в 11 ч. уходил со службы, он, крайне любезно, пожимая мне руку, объявил, что поездка моя утверждена министром, что я сегодня же после обеда получу деньги и чтобы я готовился к отъезду, но конечно, не сегодня, а с ближайшей оказией. Придя после обеда, застал его отдающим аспиранту[141] распоряжения о покупке всех нужных для минного заграждения материалов по составленному мной списку. Когда я сказал ему, чтобы он имел в виду, что здесь имеется крупный специалист по минам – И.И. Исаков, он просил сейчас же пригласить его к нам.

Привез Ивана Ивановича[142]. Делали опыты устройства электрического запала из волосков электрической лампочки. Опыт был удачен. Завтра попробуем соорудить настоящий запал и испробовать его индуктором (авиационное магнето). Денег, конечно, не получил. Вечерние газеты – более успокоительные. Боливия вновь вошла в Панамериканскую Вашингтонскую конференцию.

14 декабря.

Тишина и спокойствие. За целый день никаких событий. Ни материалов, ни денег, ни даже разговоров об этом. Читаю «Борьбу на реках» и «Форсирование рек из практики гражданской войны в России»[143].