Большая Засада - Жоржи Амаду

Сработало — Дурвалину очухался и если не обрел полное спокойствие, то засунул страх поглубже и в тот же миг начал работать. «Трусость», «слабость» — неподходящие слова, чтобы определить состояние души помощника лавочника: это была тоска, необъяснимое дурное предчувствие. Иногда он вздрагивал, раскрывал рот, будто хотел что-то сказать, но сдерживался, оставляя при себе свои печали и заботы. Раз уж хозяин так разбушевался, это не самое подходящее время, чтобы обсуждать приказы.

Собравшись с духом и не дав распространиться панике, Фадул назначил каждому — а лучше сказать, приказал выполнять — конкретные задания. Что касается населения с другого берега, ими занялись Тисау Абдуим и Баштиау да Роза, которые теперь благодаря сожительницам приходились родней выходцам из Сержипи.

13

Очень быстро дом капитана наполнился людьми, утром он был уже переполнен. Там даже те, кто совсем пал духом, чувствовали себя в безопасности, понимая, что никто и ничто им не угрожает — даже неконтролируемые силы природы. Здесь их не настигнет кара Божья, потому что дом находится на высоком холме и потому что принадлежит капитану Натариу да Фонсеке.

Туда принесли новорожденных и рожениц, а Балбину на своей спине притащил проститутку по имени Алзира, которая сгорала от лихорадки и не могла идти. В битком набитой комнате Надинью — сын Бернарды, — пошатываясь, делал первые шаги, а другие дети капитана с хохотом бегали и поддерживали его. Бернарда пошла вниз, чтобы помочь, унося в глазах угрожающее зрелище этого беззаботного веселья.

Дива тоже, оставив младенца на попечение Зилды, сбежала вниз по склону под дождем и ветром, пересекла пустырь — вода была ей по пояс. Она хотела узнать, как там родные с того берега реки. Ей нужно было дойти туда — и будь что будет. Дива бросила вызов наводнению, ослушавшись приказа Тисау: «Оставайся с ребенком, все остальное я сделаю сам».

Малыши были в спальне, на хозяйской кровати, больная лежала в гамаке Эду, женщины плакали, мужчины мрачно молчали. В общей неразберихе Зилда подумала, что же она может сделать, чтобы победить страх и приободрить этих слабых несчастных людей, укрывшихся в ее доме. Молиться — это предлагала дона Наталина — было ни к чему: скорбная литания только усугубит отчаяние. Зилда пошла к граммофону, покрутила ручку, поставила цилиндр, и музыка потекла и поднялась ввысь, перекрывая жалобные стоны, шум наводнения и ураганный ветер.

14

Когда прошел первый страх, народ выказал храбрость, откликнулся на призывы о помощи и принялся за работу. В магазине люди помогали Фадулу и Дурвалину спасать товары, укладывая их на самые высокие полки, поближе к потолку. На скотном дворе они сгоняли животных на холмы, чтобы вихрь их не разметал, — тяжелая работа! К счастью, скотины было не много: дойная корова, телка и бык, ожидавший забоя. Предусмотрительный полковник Робуштиану заранее отправил в Итабуну большую часть стада, чтобы животные там восстановили силы перед дорогой на бойню. На складе какао нужно было спасать груз, ожидавший припозднившегося каравана от «Койфман и Сиу».

На настиле громоздились десятки арроб сухого какао в зернах, и с ними была настоящая возня. С помощью добровольцев, мужчин и женщин — женщины переставали плакать, их даже начинало забавлять все это, — Жерину и наемники, сторожившие склад, сумели, используя доски, оставшиеся от строительства моста, соорудить что-то вроде настила из жердей и на него нагрузить какао, которое они старались как можно быстрее распихать по мешкам. Туда вода не поднимется. Но даже так часть зерен не удалось уберечь и они насквозь промокли. Таким образом, это уже не был высший сорт, они стали просто хорошими или нормальными. Оставалось решить, на кого падут убытки — на полковника или на фирму-экспортера. В Ильеусе фазендейру предупредил Курта Койфмана, шефа фирмы: «Давайте быстрее, в долине Большой Засады может случиться все, что угодно». Дожди ставили под угрозу цветение посадок, но сухое какао, лежавшее на складах, тоже могло подвергнуться опасности, если и Змеиная река выйдет из берегов.

С упорством, достойным удивления, Педру Цыган взял на себя задачу найти лодку, так необходимую в сложившихся обстоятельствах. Она была привязана на противоположном берегу, и это, пожалуй, являлось делом переселенцев из Сержипи, но гармонист даже слушать об этом не захотел и побежал. Во второй раз приказчик Дурвалину повел себя странно, едва не заработав новую оплеуху при попытке пойти вместе с Педру Цыганом, выказав столь же странный и малообъяснимый интерес к лодке. Однако Фадул подрезал ему крылья и оставил у себя под присмотром — пусть слушает приказы и выполняет.

Повинуясь приказу Турка или по собственной инициативе, Дурвалину пропитал смолой ненужное тряпье и, привязав его к бамбуковым шестам, сумел соорудить несколько факелов. Их пламя не гасло от ветра, и, таким образом, можно было видеть в темноте. Благодаря этому удалось обнаружить домашнюю скотину, которой грозило уничтожение, и кое-какие вещи, считавшиеся уже потерянными. Люди спасали животных и собирали в надежных местах скарб, не потрудившись узнать, кому что принадлежит. Хозяева уж точно объявятся, когда наводнение пойдет на спад. Если, конечно, когда-нибудь такое чудо произойдет.

В молитвах и обетах недостатка не было: швея Наталина, которая, чтобы укрыться в доме капитана, взобралась по скользким ступенькам склона, борясь с опасным течением, неся на голове машинку «Зингер» — свой хлеб, — чего только не наобещала Деве Марии, защитнице всех скорбящих, даже литанию затянула; впрочем, без особого успеха. И Меренсия взмолилась, прося святых о жалости и сострадании. Это не считая молитв проституток: груз их грехов был так велик, что молитвы не долетали до небес, они рассеиваясь в бурных водах вместе с развеянной соломой хижин.

Богобоязненной Меренсии Небеса благоволили, и она заслуживала немедленного ответа на свои молитвы. В зареве факела, который держал Зе Луиш, она увидала проплывавшего среди обломков жибойу. Узнав своего удава, Меренсия ринулась на помощь и сумела водрузить его на ветку жакейры, пройдя сквозь клокочущий поток со змеей, свернувшейся на внушительной груди, — гротескная фигура, на которую стоило посмотреть. Это было и смешно и страшно. Этой чудовищной ночью в Большой Засаде было все — причины для ужаса и смеха, для слез и отчаяния.

15

Додо Перобу очень недурно проводил время, и когда услыхал со стороны реки оглушительный, ужасающий грохот, подобный пушечному выстрелу — звук смерти, — то постарался высвободиться из объятий Рикардины. Волна снесла дверь мельницы, накрыла сплетенные тела и разметала по полу. Додо удалось встать и помочь перепуганной Рикардине. Вода затопила плантации, поглотила кукурузное поле.

Одноглазая пыталась удержать его внутри, в безопасности, но он оттолкнул ее, резко и грубо, что совершенно не вязалось с его обычно мягким и учтивым нравом, и ринулся навстречу буре, словно не замечая наводнения, думая только о птичках, запертых в клетках.

Но было уже поздно — от цирюльни ничего не осталось, клетки с птицами были перевернуты. Чтобы сдержать слезы дрессировщика трупиалов и овсянок, чтобы не все казалось ему таким трагичным и безнадежным, Гиду вытащил из воды брадобрейное кресло, на котором сидела горлица Фого-Пагоу. На глазах у Додо выступили слезы, он взял птичку и прижал к груди под рубахой, чтобы согреть. Только после этого он поинтересовался креслом — единственным имуществом, которое у него осталось. А ворона-канкао исчезла. Он так и не нашел ее, сколько ни искал.