Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

машинисткам отредактированные листы. И никого из присутствующих не удивляет, что такой большой человек в роли курьера.

Или другая похожая сцена из цековской жизни. Секретарь ЦК Яковлев в сопровождении охранника из «девятки» идет по коридору в свой кабинет. И вдруг на полпути меняет курс, заходит к одному из своих помощников и затевает с ним беседу о житье-бытье. Чтобы кто-то из «небожителей» мог себе такое позволить в прежние времена — нет, местный старожил Александров-Агентов ничего подобного и никогда не видел. На Старой площади всегда существовали неписаные правила, которые строго соблюдали все — от машинисток до секретарей ЦК, а Яковлев их самым дерзким образом игнорировал.

Уже выйдя на пенсию, А. М. Александров-Агентов, подобно многим другим деятелям той эпохи, принялся за мемуары. По какой-то причине первый вариант своей рукописи он публиковать не стал, однако она сохранилась в архивах и содержит немало метких наблюдений, в частности относительно соперничества между Лигачевым и Яковлевым. Помимо политических разногласий автор отмечает чисто человеческие различия, которые показались ему весьма глубокими.

Демократизм Александра Николаевича был больше сродни профессорскому либерализму, отрицавшему всяческие дистанции и условности как вещи определенно пустяшные.

Е. К. Лигачев, насколько мне известно, никогда не заходил в кабинет ни к своим, ни к чужим помощникам и, думаю, не знал даже толком, где они находятся. Вместе с тем он мог заглянуть по пути к инструктору какого-нибудь отдела, чтобы поблагодарить его за толково подготовленный документ. Благодарил он всегда искренно, сердечно. Тем не менее визит был не более чем формой морального поощрения работника. Именно так он и воспринимался. Теоретически любой сотрудник аппарата мог прийти на прием к Е. К. как ко второму секретарю ЦК. Однако, прежде чем переступить порог его кабинета, полезно было перевести дыхание и хорошенько подумать, зачем ты этот порог переступаешь: исход разговора мог быть самым неожиданным. […]

Отношения между руководителем и подчиненным в парт-аппарате — это своего рода тоже ритуал, в котором есть и, по-видимому, должен быть определенный момент дистанцирования. Думаю, что из признания этого обстоятельства и проистекали некоторые черты в стиле работы Е. К. Лигачева в качестве ведущего секретаря ЦК[221].

Повидавший на своем веку многих партийных функционеров Александр Михайлович далее подвергает пристальному анализу характеры и подходы к делу двух персонажей.

Он признает за Яковлевым талант крупного политического публициста, прекрасного писателя, человека, при общении с которым трудно не поддаться обаянию его незаурядной личности. Будь Александр Николаевич профессиональным журналистом, писателем или кабинетным ученым, он мог бы достичь больших высот в творчестве или своих теоретических изысканиях. Но судьба распорядилась иначе, поставив Яковлева перед необходимостью принимать важнейшие государственные решения, от которых зависело наше будущее.

Здесь, как говорится, свои правила игры, и отсутствие у человека острого чувства реальности не может быть восполнено никакими другими достоинствами и качествами. Вдумываясь с практических позиций в провозглашаемые А. Н. Яковлевым политические идеи, нередко подмечаешь слабость, невыразительность их связей с нашей национальной государственной почвой, с накопленным политическим опытом. Они никак не вырастают из него, а как бы приходят к нам откуда-то со стороны, неведомыми нам тропами[222].

И далее автор рукописи приводит конкретные примеры, иллюстрирующие его вывод. Вспоминает о том, что одно время Александр Николаевич был горячим сторонником введения у нас многопартийности, но затем, увидев, к чему это может привести в конкретных условиях СССР, резко охладел к своей идее и стал ратовать за создание только двух партий. Но почему именно двух, а не трех, не четырех или не восьми? — спрашивает Александров-Агентов. И делает следующий вывод: Яковлев — человек сугубо книжный, никогда не имевший дела с процессом материального производства, он всю жизнь либо учился, либо сидел за письменным столом и что-то писал, вот так и пришел в руководство партии, называвшей себя авангардом рабочего класса.

Насколько знаю, А. Н. никогда и нигде не соприкасался с этим классом, и не случайно поэтому крайне редко, формально вспоминает о нем в своих статьях и выступлениях[223].

Автор замечает, что в среде партработников ходило устойчивое мнение: Яковлев, десять лет занимавший должность посла в Канаде, плохо знает свою страну и плохо знает свою партию. Что касается партии, то, по Александрову-Агентову, он представлял ее лишь в виде чиновничьего сообщества людей, которые озабочены только своей карьерой и ради делания этой карьеры идут на любые подлости. Для Александра Николаевича партия — это всегда закостенелый, неуклюжий, лишенный творческого начала бюрократический аппарат.

Если теперь вернуться на минуту к сравнениям с Е. К. Лигачевым, то тут все будет «с точностью до наоборот». Е. К. никоим образом не тяготел к стратегическому мышлению. […] Он также не был книжником, хотя и старался поддерживать себя по этой части в форме. Зато он знал великолепно, во всех ее тонкостях и деталях, партийную практику, располагал богатейшим сугубо хозяйственным опытом работы в экстремальных условиях Сибири и никогда не позволял себе уплыть столь далеко по волнам теоретических рассуждений, чтобы потерять из виду маяки этого опыта. […]

Естественно, что при столь глубоких расхождениях в базовом политическом опыте у них с А. Н. Яковлевым были противоположные точки зрения по ряду принципиально важных проблем перестройки[224].

Прослеживая жизненный путь и карьеру Яковлева, автор рукописи вспоминает его стремительный взлет в 50-е и 60-е годы, а затем необъяснимое торможение. Отчего его так долго держали в должности первого заместителя заведующего Отделом пропаганды — и. о. заведующего? Не потому ли, что кого-то «наверху» раздражал этот «слишком умный» партийный работник? Ну, ладно, защитил после учебы в аспирантуре АОН кандидатскую диссертацию, это еще как-то можно было понять. Но в 1967-м уже в должности первого зама пробил себе докторскую степень, раскритиковав теперь в докторской диссертации внешнеполитические аспекты американского империализма. Между тем в аппарате ЦК существовало негативное отношение к тем сотрудникам, которые совмещали научные изыскания с практической работой. Особенное недовольство в таких случаях проявлял «серый кардинал» М. А. Суслов, который всегда считал, что наукой надо заниматься в НИИ, а на Старой площади следует все силы без остатка отдавать написанию справок, записок и отчетов.

И ведь именно тогда, в 1967 году, карьера успешного партработника замедлилась, словно кто-то невидимый, но влиятельный зажег впереди «красный свет».

И уж вовсе не стал кручиниться Александров-Агентов по поводу «канадской ссылки» Александра Николаевича. Автор рукописи, сам имевший ранг чрезвычайного и полномочного посла, замечает, что если это и было изгнание, то получилось оно слишком почетным. И приводит примеры,