Иллюзия - Джин Росс Юинг

– Но моя жизнь была совсем другой. Ты знаешь, чем мне приходилось заниматься и какой я на самом деле.

Она смотрела, как его гибкие пальцы перебирают цветы, и вдруг с внезапным жаром вспомнила, как они касались ее обнаженной кожи.

– Потому что только ты обладал силой, чтобы противостоять злу. Если бы такие, как ты, не рисковали жизнью, все эти простые люди пропали бы. Кто-то должен был остановить Наполеона, Фуше, Катрин, или они захватили бы весь мир и переделали бы его по своему подобию. Не у всех хватит силы и умения решиться на такое. У Лэнса не хватило. А ты выдержал.

– Но мы с тобой не можем отрицать, что за все приходится платить, – с горечью заметил он.

– Прости, что обвиняла тебя в двуличии. В Париже ты делал все, чтобы спасти жизни людей, и не прибегал при этом к насилию. Ты даже спас жизнь Наполеону, потому что понимал: есть вещи, которые стоят выше личной ненависти. Мне жаль, что я не смогла сказать этого тебе на улице Арбр или потом, когда ты сообщил мне о Лэнсе. Спасибо, что приехал сюда и дал мне возможность сказать это тебе сейчас.

Он протянул руку и распрямил ее пальцы, сжимавшие ленточку шляпки. Его руки были уверенными и сильными.

– Возможно, среди холода снегов я забыл о лете. Но человеческие руки делают скрипки, а не только ружья. В сердцах людей больше доброты, чем жестокости. Бетти всегда в это верила.

– Сознавать это и есть свобода. Значит, теперь мы оба свободны, Найджел?

Он отпустил ее пальцы.

– Я бы никогда этого не понял, если бы не ты.

– Я? Ты помог установить мир в Европе, и это сделало тебя свободным.

– Нет, Фрэнсис, – улыбнулся он. – Любовь к тебе освободила меня.

Его слова громом обрушились на нее, не давая дышать. Какая мука – любить человека всем сердцем и душой и с такой силой желать его.

– Несмотря на этот английский луг и смешную шляпку, я остаюсь все той же куртизанкой. Ничего не изменилось. Я окончательно и бесповоротно испорчена, ведь правда?

Легкий трепет ноздрей – признак мужской силы и уверенности, стремления одержать победу любой ценой – выдал его, хотя глаза говорили совсем о другом. Найджел рассмеялся.

– Очень хорошо. – Он встал и взял в руки охапку маргариток. – Если ты всего лишь ганика, то могу я купить твои услуги?

Что-то шевельнулось в ее душе, жаркое и грозное.

– Прямо сейчас? Он усмехнулся.

– Время можно определить всего лишь двумя способами: сейчас и потом. Настоящее – это поворотный пункт, единственное, что связывает нас с прошлым и будущим. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Ты куртизанка. Ложись.

Ей не удавалось унять бешеный стук своего сердца.

– Но если тебе нужны мои услуги, ты должен заплатить. Он сорвал с себя рубашку и набрал еще цветов. Солнце золотило его обнаженную кожу.

– Твои цветы были красными, а мои желтые. Этого достаточно. – Маргаритки, милые и невинные, дождем золотых и серебряных монет посыпались на ее колени. – Дай мне руки.

Она потянула ему обнаженные руки, прикрытые лишь короткими пышными рукавами платья. Он поднял с земли цветы и стал сплетать их вместе. Белые лепестки липли к его коже, желтая пыльца золотила руки.

Найджел взял руки Фрэнсис и связал их сплетенной из маргариток цепью. Дрожа от охватившего ее желания, она легла на траву. Он закинул ей руки за голову и обмотал цветочную цепь вокруг пучка стеблей, как бы приковав ее.

– Рвать их запрещается, – улыбаясь, сказал он. Сердце Фрэнсис учащенно билось. Он поднял ей юбку и провел ладонью по нагретым солнцем стройным ногам. Затем снял с нее туфли, нежно погладив каждую ступню, и медленно спустил чулки. Стебли маргариток кололи ее кожу, когда он, обмотав цветочной цепью ее лодыжки, связал их вместе. Где-то глубоко внутри Фрэнсис ощутила лихорадочное биение пульса. Силы покидали ее.

– Я не могу…

– Тише, любимая. – Он поцеловал ее. – Я заплатил. Теперь я отвечаю за все.

Она беспомощно раскрыла губы ему навстречу, отвечая на поцелуй. Неистовые и настойчивые удары сердца отдавались в ее голове, как дробь барабана в ночи, наполняя все ее существо тревогой. Найджел уверенно и нежно успокаивал ее, ласкал руки и шею, касаясь самых чувствительных мест, обволакивая коконом безмятежности, прогоняя страхи.

– Я люблю тебя, – тихо прошептал он. – Тебе нечего бояться. Нет-нет. Не двигайся. Расслабься.

Распластанная под ним, она должна была либо подчиниться его нежности, либо разорвать цепь из цветов. Найджел поднял упавшую маргаритку и погладил ее лепестками щеку и шею Фрэнсис. За цветком следовали его губы.

– Я люблю тебя, – повторил он. – Ты невинна.

Она закрыла глаза, защищаясь от слез и ярких лучей солнца.

Его губы скользили по ее телу. Тепло медленно разливалось по груди и животу. Он осторожно снимал ее муслиновое платье, которое дразняще скользило по ее коже, цеплялось за соски, гладило талию.

– Я люблю тебя, – повторил он еще раз. – Ты прекрасна. Не переставая целовать ее, он расшнуровал узкий английский корсет. Легкие поцелуи ложились на округлости ее грудей, плечи, лоб. Найджел отбросил в сторону ее белье. Она осталась лежать, беспомощная и открытая его взорам, под безбрежным голубым небом.

– Я люблю тебя. – В его голосе бурлила радость. – Теперь на тебе нет одежды.

Она попыталась пошевелить руками, но цепи из маргариток держали ее. Он ласково провел рукой по ее животу, позволив пальцам задержаться на завитках мягких волос.

– Натяжение струн рождает музыку, Фрэнсис. – Он уже говорил это раньше, в Лондоне. – Ты только инструмент в моих руках. Лежи спокойно, а я буду играть. Может, получится новая мелодия.

Его умные музыкальные пальцы пробежали по животу Фрэнсис, и ноты этой гаммы рассыпались по ее телу, вызывая к жизни гармонию чувств и наслаждения. Лепестки маргариток щекотали ее запястья и лодыжки. Фрэнсис напряглась, натягивая цветочные цепи. Губы Найджела скользили по ее телу. Фрэнсис слышала шелест его одежды и звук рвущейся ткани – он раздевался, помогая себе одной рукой. Затем она ощутила тепло его кожи. Гладкая. Дразнящая. Знакомая. Подобно струне арфы, девушка вибрировала под его поцелуями. Напряжение все росло, затопляя ее горячей волной. Он слегка стегнул по ее бедрам охапкой цветов – раньше он засыпал ее алыми лепестками, – и она почувствовала, что краснеет. Жаркий румянец залил ее щеки.

В его голосе чувствовалась улыбка.

– «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, и любезна; и ложе у нас – зелень».

– Позволь мне прикоснуться к тебе, – прошептала она.

– Нет-нет. Расслабься. Ты в безопасности. Откройся наслаждению. Это для тебя. Возьми его. – Он лег рядом и поцеловал ее ухо. – «В уединенном месте он рассеет ее страхи и поцелует ее… и они обменяются цветами».