Дитя феникса - Барбара Эрскин

Письмо прислал управляющий ее отца: «Здоровье принца с Божьей помощью почти полностью восстановилось. Он снова может говорить, способность двигаться вернулась к нему. Каждую минуту мы неустанно благодарим Бога за его спасение. Теперь принц снова взял в свои руки власть над Гвинедом. Часть западного Гвинеда, вместе с частью Повиса, он доверил своему сыну Граффиду. С каждым днем он оказывает все больше доверия своему старшему сыну».

– Ну, теперь ты счастлива? – Джон был заворожен счастливым сиянием, которое озарило лицо его жены.

– Очень счастлива! – Она в восторге бросилась к нему на шею. – О, это просто замечательно!

– И теперь мы можем спокойно уехать? Ты не будешь постоянно волноваться за него?

– Можем уехать хоть завтра, если хочешь! – К радости слуг, Элейн, смеясь, закружилась по комнате. Теперь все начнется сначала: осмотр поместий, присутствие при дворе и поездка в Шотландию на пару месяцев. Словом, год будет беспокойным.

Когда они были в Сакли, Джон снова заболел. Леса подернулись легкой зеленой дымкой, по берегам реки раскинулся желтый ковер нарциссов, а Джон слег в постель. Его мучил кашель и подтачивала лихорадка. Элейн послала за врачом и отправила Лунед в поля за травами для настоек и эликсиров. Нужно было пополнить запасы, сделанные когда-то давно, в Фозерингее. Затем она присела возле Джона и взяла его за руку.

– Ты должен поскорее поправиться. Нам еще столько нужно успеть!

Он кивнул. Его дыхание было хриплым и поверхностным, влажная кожа горела. Элейн вытянула ноги и уютно пристроилась на краю постели возле мужа.

– Джон, мне нужно сказать тебе кое-что.

Было еще слишком рано, чтобы знать наверняка, слишком рано даже для надежды. Но впервые в жизни ее месячные не пришли вовремя, а сегодня утром, когда она проснулась, ее мутило и голова была тяжелой. Когда Лунед принесла воду и помогла Элейн умыться, они посмотрели друг на друга с тайным восторгом и обменялись многозначительными улыбками.

Взглянув на Джона, Элейн вдруг испытала панический страх: а вдруг он больше никогда не поправится? Он выглядел слишком усталым, лицо было пепельно-серым. Она решила не скрывать от него своей радости. Нужно было дать ему надежду, желание жить.

– Все очень похоже на то, что у меня будет ребенок. – Она увидела, как огоньки радости вспыхнули в его глазах.

– Ты уверена?

– Нет. – Элейн покачала головой. – Еще слишком рано, чтобы быть уверенной. Но у меня предчувствие, что это так.

– О Элейн, дорогая! – Он приподнялся на локтях и притянул ее к себе. – Я не могу передать тебе, как я счастлив слышать это! Я так долго ждал! Я уже подумал было…

– Ты подумал, что у меня никогда не будет детей, как у бедной тети Джоанны? – Мысль об Александре, как всегда, без приглашения посетила ее и причинила боль. И как всегда, Элейн постаралась как можно скорее прогнать ее прочь. – Ронвен говорила, это все потому, что я еще слишком молода. Нужно было просто подождать немного.

При упоминании о Ронвен ее голос дрогнул. Она все еще скучала по своей кормилице, все еще думала о ней. Правда, маленькая частичка ее чувствовала глубокое облегчение. Несмотря на чувство вины, Элейн в глубине души рада была избавиться от назойливости Ронвен, ее ненависти к Джону. Но хотя Ронвен и не любила его, она дала бы Элейн необходимые лекарства при первых же признаках болезни, если бы та попросила ее об этом. А ее лекарства всегда помогали, в отличие от тех, что прописывают постоянно сопровождающие Джона доктора. Элейн взглянула на мужа. Приятно было видеть, как ожили и засияли его глаза. Врач зашел в комнату и поклонился. Она поцеловала мужа и нехотя сползла с кровати. Доктор пощупал его пульс. Элейн не заметила волнения, появившеюся на лице медика, когда тот положил руку на пылающий лоб графа Честера и заглянул в его воспаленные глаза.

II

Замок Честер. Май

Голова Ронвен была покрыта белой шалью. Она долго объезжала окрестности замка, чтобы выяснить то, что ей было нужно. Граф и графиня все еще были в Фозерингее. Теперь у нее было две лошади: та, которую дала ей Сенена, и вьючный мул, которого она нашла в хлеву у Мэдока, за перегородкой, вместе с другим скотом. Придя в себя, она быстро обшарила лачугу, перебрала скромные пожитки и взяла то, что представляло хоть какую-то ценность: котелок, воскресные туфли Аннест, несколько пенни, спрятанных под камнем у порога, запасную шерстяную шаль. Затем она отпустила животных и подожгла хижину. Там было мало вещей, которые могли гореть. Подстилка из папоротника, каменные стены, мокрый дерн, покрывавший крышу. Но дом нужно было сжечь, чтобы очистить его и избавиться от тел. Когда огонь наконец разгорелся, Ронвен была уже в пути. Достаточно далеко, чтобы ее успели догнать. Но вряд ли кто-то скоро забредет в эту одинокую лачугу, потерянную среди холмов. Прошло еще четыре мучительных дня, пока она добралась до Честера. И теперь ей предстоял еще один долгий переезд в сердце Англии. Но дни скитаний в горах, дни страха были позади. Теперь она пересекла границы Уэльса, и здесь никто не будет искать ее. Теперь у нее две лошади, а перед отъездом из города она найдет себе слугу и сопровождающего, так что никто больше не будет с подозрением смотреть на женщину, путешествующую в одиночку. И теперь у нее было оружие.

III

Сакли

– Ради всего святого, Элейн, ты не должна ездить верхом!

Джону стало лучше уже через три дня. Ласковое солнце наконец превратило почки, покрывавшие живую изгородь вокруг замка, в листья. Бутоны на кустах терновника напоминали россыпь мелкого речного жемчуга. С кустов, отливая золотом, свешивались сережки; ивы у ручья оделись опушкой зелени.

Рука Элейн сжимала уздечку Непобедимого. Она обернулась и с удивлением взглянула на Джона.

– Но почему? Я прекрасно себя чувствую.

Сам Джон выглядел очень плохо. Худое, бледное, осунувшееся лицо было напряжено, он опирался на плечо слуги.

– Прошу тебя, Элейн, не делай этого! – Он с силой оттолкнул слугу и выпрямился, едва держась на ногах. – Я запрещаю!

Уже знакомое чувство непокорности пронизало все ее тело, а от отчаяния и ненависти у Элейн перехватило дыхание. Она уже давно не чувствовала себя такой униженной. Столько недель подряд они были друзьями, любовниками, она доверяла мужу, уважала его. Она постоянно переживала за него, волновалась из-за его болезни. И когда он был болен, она отвечала за все: она вела хозяйство, делала то, что хотела, и могла сколько угодно ездить верхом. Ее рука вцепилась в уздечку, напряглась. Конюх выжидающе смотрел на Элейн, и она заметила насмешку в его глазах. Он обожал ее, но ему приятно было наблюдать, как она терпит поражение. Гневно закусив губу, она медленно выпустила уздечку.

– Возьми его, Хэл. Пусть он пройдется галопом, а потом приведи его обратно. Мы с ним отправимся на прогулку чуть позже.

Высоко подняв голову, она взяла Джона под руку.

– Оставь нас, – приказала она слуге, который сделал шаг, чтобы последовать за ними. – Мы пройдемся по саду.