Поставьте на черное - Лев Гурский

– Нет, – все так же хмуро ответил майор. Как видно, ему было очень неприятно все это вспоминать. – Я получил по рации другой приказ… я это отлично помню – другой…

– Так почему же вы стреляли? – Я внимательно смотрел на огромные чаплинские руки. В таких руках автомат «кедр» выглядел бы очень маленьким.

– Не знаю почему, – с усилием произнес Чаплин. – Не знаю. Нипочему.

Последнее слово аккуратно поместилось в последних пустых клеточках моего кроссворда.

Н-и-п-о-ч-е-м-у. Восемь букв. Восемь бед – один ответ. И кто-то, уверяю, за все ответит.

Не сказал бы, что приняли меня здесь с распростертыми объятиями. Мне даже не предложили присесть.

– Только давай покороче, – сказано было вместо «здравствуйте». – Без лирики, по существу. Я пока не уловил, чего ты хочешь. Еще один орденок, что ли?

Его Превосходительство начальник Службы президентской безопасности генерал-полковник Анатолий Васильевич Сухарев стоял у окна того же самого кабинета филиала ПБ на Сущевском валу, где мы с ним уже два раза имели удовольствие встречаться. Сейчас Человек номер 3 (после Президента и премьера) глядел на меня гораздо менее приветливо, чем прежде. Вероятно, происходило это потому, что первые два наших свидания состоялись по его инициативе и даже под его нажимом, зато сегодняшнее – исключительно по моему, Штерна, хотению. Я хорошо понимал настроение генерал-полковника: в этом кабинете все обязано было совершаться лишь по воле самого генерал-полковника. Мой телефонный звонок по номеру два-восемь-четыре четыре-восемь семь-четыре и сверхкраткий телефонный разговор с Анатолием Васильевичем поставили того перед необходимостью нарушить добрую традицию.

– Ну, чего молчишь? – Начальник Службы ПБ посмотрел на циферблат. – Даю тебе три минуты… Уже две минуты и пятьдесят секунд…

Я не мог допустить, чтобы взрослый и солидный человек на хорошей должности и дальше озвучивал свою секундную стрелку для какого-то там Штерна.

– Не надо больше орденов, – смиренно проговорил я. – Как раз наоборот. Я и первую награду пришел вернуть… – Из кармана я достал картонную коробочку с «Дружбой народов» и положил ее на сухаревский стол, рядом с батареей телефонов.

– Так, значит… – генерал-полковник перестал смотреть на свои часы и посмотрел на меня. Как и во время наших предыдущих встреч в этом кабинете, руководитель Службы ПБ был в элегантном штатском. О его звании напоминала разве что великолепная генеральская фуражка с золотым орлом на тулье, одиноко висящая на вешалке в углу комнаты. – Та-ак, значит… Комедию пришел ломать. Интересная штука получается. Значит, государственную награду не ценишь. Та-ак…

Последнее «та-ак» в устах господина Сухарева прозвучало почти зловеще.

– Очень даже ценю, – поспешил не согласиться я. – Потому и решил вернуть, после долгих колебаний. Не заслужил. Не оправдал доверия.

– Что значит «не оправдал»? – с удивлением переспросил генерал-полковник. – Какой осел тебе это сказал?

Пришлось признаться Анатолию Васильевичу, что до этой ослиной мысли Яков Семенович Штерн допер сам. Собственными мозгами.

– Иди домой и прочисти себе мозги, – немедленно посоветовал мне генерал-полковник. – Кухонным ершиком. И забудь обо всем. Не знаю уж, кто тебе что наболтал. У меня к тебе претензий нет. Я тебе дал поручение, ты его выполнил…

– Плохо выполнил, – потупившись, объяснил я. – Некачественно выполнил, много про «Тетрис» не узнал. Времени, правда, маловато было…

– Я сказал «претензий нет» – значит, нет, – уже с заметным раздражением в голосе сказал Сухарев. – Забирай обратно орден и шагом марш отсюда! – Видимо, Анатолий Васильевич все еще полагал, будто частного сыщика Штерна одолел внезапный приступ трезвого интеллигентского самокопания. Типа того, что у нормального человека начинается только от полулитра и выше, когда упомянутый человек принимается бить себя в грудь, орать: «Я сволочь! Я неудачник! Я изменяю жене!» – и уже готов разгрызть стеклянный стакан.

Мне предстояло рассеять генерал-полковничье заблуждение. На Якова Семеновича Штерна, конечно, находят подчас припадки нездоровой самокритики, но более чем странным шагом с его стороны было бы избирать своим наперсником начальника Службы президентской безопасности.

– Пло-охо я поработал, – с упрямством старого зануды повторил я. – Паршиво. Мне бы про монстров побольше узнать, а я так, по верхам… А монстры – они, Анатолий Васильевич, и в Африке монстры. Не говоря уж про Москву…

Если бы я надеялся, что после моих слов генерал-полковник сильно переменится в лице, подскочит ко мне, схватит за лацканы моего пиджака из ГУМа и станет трясти изо всех сил, то я бы, конечно, просчитался. С нервами у начальника Службы ПБ, как я и предполагал, все было в порядке. Сухарев всего лишь заметно сощурился и теперь рассматривал меня, словно сквозь невидимый прицел.

– В досье-то на тебя правильно написали, – сообщил он. – Дотошный, пронырливый. Всюду сует свой длинный нос… Да-а, недооценил я длины носа. Ошибся в тебе.

– И не только во мне, – как бы между прочим проронил я. – Вообще вы наделали массу ошибок… Впрочем, виноват, – я озабоченно посмотрел на часы. – И так я у вас отнял уже лишних полторы минуты. Орден оставляю здесь, на столе. Подпишите мне пропуск, и я пойду.

Расчеты мои вполне оправдались. После таких слов только уж полный идиот или сверхчеловек могли бы отпустить меня подобру-поздорову без объяснений. Генерал-полковник Сухарев ни идиотом, ни суперменом не был.

– Ничего-ничего, – задушевно проговорил он. – Я не тороплюсь… Что ты там сказал насчет ошибок?

Теперь мне предстояло закрепить свой маленький успех.

– История будет длинной, – предупредил я хозяина кабинета. – И вам, боюсь, слушать ее будет не очень-то приятно.

– Да ты и сам, Штерн, – человечек неприятный, – разлюбезным тоном заметил Сухарев. – И то я пока терплю.

Я принял к сведению генерал-полковничий комплимент и сказал:

– Итак. Представьте себе, что я – это вы, Анатолий Васильевич Сухарев, начальник ПБ и тэ дэ, и тэ пэ.

С этими словами я снял генеральскую фуражку с вешалки и нахлобучил ее себе на голову. Фуражка, между прочим, сидела на мне как влитая. Как будто голова моя уже созрела до такого роскошного головного убора с золотым орлом.

– Хулиганишь? – тихо полюбопытствовал настоящий Анатолий Васильевич.

– Вживаюсь в образ, – объяснил я. – По системе старика Станиславского. Зерно образа, предлагаемые обстоятельства… – Для полноты ощущений я даже обогнул Сухаревский стол и уселся в пустое сухаревское кресло. По правде говоря, дело было не только в Станиславском и его системе. Просто я надеялся, что хотя бы во время моего рассказа у генерал-полковника не возникнет внезапного желания позвонить по прямой линии Президенту – во-он по тому белому аппарату с российским гербом вместо наборного диска.