Да. Нет. Не знаю - Татьяна Булатова

– Я перепишу, – не стала спорить Лера и потянулась за шариковой ручкой, стоящей в яшмовой карандашнице.

Наталья Михайловна подошла к столу, раскрыла красную кожаную папку, достала оттуда чистый лист бумаги и с серьезным выражением лица протянула его племяннице:

– Пиши. В правом углу: ректору НОУ МПИУБП доктору физико-математических наук, профессору Наталье Михайловне Коротич старшего преподавателя кафедры математического анализа Жбанниковой Валерии Валентиновны заявление.

– «Заявление» по центру писать? – не подозревая никакого подвоха, поинтересовалась Лера.

– По центру, – подтвердила Наташа и продолжила: – Прошу предоставить мне внеочередной отпуск на срок… Тебе какой срок нужен?

– Две недели, – чуть слышно сообщила «наследница Тутти».

– Хорошо. Прошу предоставить мне внеочередной отпуск сроком на две недели по уходу… (Наталья Михайловна многозначительно помолчала) за щенком. И подпись.

Лера покорно дописала до конца, в том числе и «за щенком», а потом встала и, не попрощавшись, вышла из кабинета ректора.

– Стой! – окликнула ее тетка, но та даже не повернула головы.

– Наталья Михайловна, – в кабинет просунулась голова секретаря, – может, догнать?

– Не надо, – дала отбой Наташа и, пытаясь унять сердцебиение, опустилась в кресло. – Пусть идет, куда шла.

На следующее утро Валерия Валентиновна Жбанникова на работу не явилась, о чем Наталья Михайловна узнала сразу же, как только пересекла порог вуза, от поджидавшего ее в фойе Матвея.

– Почему не на рабочем месте? – строго поинтересовалась Наташа и посмотрела на свояка тем самым знаменитым взглядом, о котором в институте ходили легенды: «смотрит, словно насквозь видит».

– Надо поговорить, – не остался в долгу Матвей, тоже пренебрегший правилами элементарной вежливости: не поздоровались ни одна, ни другой.

– Говори, – разрешила Наталья Михайловна, но проследовать к себе в кабинет не пригласила.

– Лера и правда очень устала. Вы должны это понять. На ней сейчас огромная ответственность. От нее зависело – выживет он или нет.

– Выжил?

– Выжил.

– И дальше что?

– Ей надо отдохнуть, – снова вступился за жену Матвей Жбанников.

– Да что ты? – едко улыбнулась Наталья Михайловна. – Неужели? Устала, значит? Как-то быстро у тебя она устает, Матвей! Два раза в очереди посидит – и устала. Полтора месяца не поспит – и с ног валится. А как же вы ребенка-то собирались усыновлять? За ним ведь не полтора месяца ходить придется. Полжизни, не меньше. Это как?

– Это – наше дело. Точнее – Лерино, – ушел от ответа побледневший от обиды за жену Жбанников.

– Ну, а раз это исключительно ваше дело, то чего от меня хотим?

– Уже – ничего.

– А хотели?

– Понимания, Наталья Михайловна, – не сдержался Жбанников и, прервав разговор на полуслове, сорвался с места и быстро зашагал по длинному коридору.

Впервые Наташа не нашлась, что ответить, и, поднявшись к себе в кабинет, позвонила Але.

– Что случилось? – встревожилась проктолог Спицына, прервавшая прием в связи со звонком.

– Ничего, – поторопилась успокоить ее Наталья Михайловна. – Надо поговорить.

– Давай, – согласилась выслушать сестру Алечка, обрадованная тем, что тревога оказалась ложной.

– Не сейчас. У меня через пять минут совещание.

– А у меня – прием, – напомнила проктолог Спицына и стянула с левой руки резиновую перчатку. – Когда?

– Приезжай вечером.

– Во сколько?

– После работы.

– Это не раньше восьми – половины девятого, – посулила Алечка. – Поэтому если что-то срочное, давай сейчас.

– Вечером, – выдохнула Наташа и повесила трубку.

Оставшийся день сестры провели в ожидании встречи, ловя себя на мысли о том, что не ждут от этой встречи ничего хорошего. Так и вышло:

– Ты ее унизила, – побледнела Аля, внимательно выслушав рассказ старшей сестры.

– Я специально, – попыталась оправдаться Наталья Михайловна.

– Зачем?

– Чтобы она понимала, что делает! Главное, одно дело до конца не довела, за другое схватилась.

– Это ее право, – осадила Наташу Аля.

– Ее? – возмутилась Наталья Михайловна. – Да мы все ждали этого момента, как манны небесной! Забыла, как сама совет собирала, сказать боялась?! Сказала. Я с людьми договорилась, чтобы, где возможно, без проволочек. Это, по-твоему, просто так?

– Я тебя об этом просила?

– Нет.

– А Лерка?

– Нет.

– Тогда зачем ты во все это встряла? Своих дел мало?! – Алечка даже не заметила, что перешла на крик.

– Я помочь хотела, – вдруг осеклась Наташа и, внимательно посмотрев на сестру, подметила: – А ты, сестрелла, с каких пор такая бойкая стала? Раньше, бывало, слова из тебя не вытащишь, никогда голос не повышала, каждого понять пыталась. А теперь что?

– А что теперь? Что теперь? – снова взвилась Аля. – Ты на себя посмотри! Помнишь, как сама мать осуждала? А теперь ее приемами стала действовать? Через унижение достоинство воспитывать? Да чем ты лучше?!

Сестры одновременно замолчали, а Наташа, что ей было в принципе не свойственно, даже всплакнула:

– Дура ты, Алька. Я ж как лучше хотела…

– Не начинай, – пригрозила ей сестра, а потом и сама с наслаждением заплакала: – Господи, Наташа, ну что это такое происходит? Ты думаешь, я не переживаю? Я переживаю. Это скажи кому: поехали за ребенком – вернулись со щенком… И стыдно, и смешно. Но все равно – это лучше, чем ничего!

– А зачем ориентироваться на ничего? – неожиданно спокойно для кипевших только что страстей поинтересовалась Наталья Михайловна. – Что значит: «лучше, чем ничего»? Не ты ли мне сама говорила: «Цени то, что есть».

– А при чем тут это?

– Как при чем? – изумилась Наташа. – Ей чего-то не хватало? Муж есть, квартира есть, машина есть. Детей только не было. Захотелось? Пожалуйста. А ведь, если тебе верить, и напрягаться не надо было: живи и радуйся. Но нам для радости всегда чего-нибудь да не хватает. Твоей Лерке, как выяснилось, щенка. Ты что, ее в детстве на Птичий рынок не водила?

– Водила, – отказалась Аля видеть причины происходящего в собственных недоработках.

– Плохо, значит, водила, раз та ребенка щенком заменила. Ответственности испугалась, что вырастет и спросит: «А зачем ты меня, мама, завела?» Тебя вот спрашивала твоя дочь, зачем ты ее родила?

– Нет.

– Плохо, что не спрашивала.