Тибет и Далай-лама. Мертвый город Хара-Хото - Петр Козлов

На правом берегу экспедицию встретили чиновники города, проводившие нас до предназначенного путешественникам места стоянки – храма Вю-цзы-мяо[251]. Вначале нам предложили остановиться внутри города, но я уклонился от такого рода расквартирования экспедиции и предпочел избрать изолированный китайский храм, красиво расположенный на высотах, окаймляющих оазис с юга. Отсюда можно было любоваться Гуй-дуем, прелестным осенним расцветом листвы его садов и прилежащими горами, разорванными могучей рекою Хуан-хэ. Листопад значительно усилился, и светлая лента реки выделялась особенно резко.

По утрам и вечерам по дорогам оазиса и в окрестных лощинах мы замечали движение каких-то фигур, бродивших из стороны в сторону. В бинокль хорошо было видно, что это женщины[252], согнувшись, аккуратно подбирали в особые мешки опавшие листья и навоз животных, служившие им топливом.

Длинная нить тангутских караванов, проходящих через оазис, почти не прекращалась, так как здесь скрещивались пути в Лавран, Рачжагомба и Синин.

Оазис Гуй-дуй лежит на высоте 7440 футов [2268 м] над уровнем моря и состоит из маленького уездного города Гуй-дэ-тина, обнесенного крепостною стеною, и нескольких сот фанз с лугами, пашнями и садами, рассыпанными по берегам двух речек: западной – Дун-че-гоу[253] и восточной – Лан-дю-гоу[254], впадающих в Хуан-хэ справа[255]. Между речками, разделяющими оазис на три части – восточную, среднюю и западную, причем первая и последняя узкими длинными лентами убегают в глубь ущелий – залегает горная гряда, протянувшаяся с юга на север и увенчанная на своей оконечности, в двух верстах от города, большим храмом и пагодой, расположенной на соседней с храмом командующей вершине[256].

Построенные около трехсот лет тому назад город Гуй-дуй и его крепостные стены со стороны дунган подверглись разрушению и были в свое время отделаны заново. К сожалению, о первоначальном Гуй-дуе, интересном в историческом отношении, не сохранилось даже достоверного письменного источника, так как, по словам китайцев, все имеющиеся описания сильно приукрашены.

В настоящее время общее число жителей в Гуй-дуе достигает девяти с половиной – десяти тысяч душ, из них три четверти приходится на коренное китайское население и только одна четверть – на хара-тангутов. После своего восстания дунгане здесь не селятся; только две дунганские семьи остались жить в городе по-прежнему.

За крепостными стенами, вблизи ямуня, скрываются лишь немногие китайские купцы и ремесленники, главный же базар сосредоточен вне города и составляет несколько улиц, заполненных китайскими глинобитными фанзами-лавками. За право торговли купцы вносят в ямунь семь-восемь лан серебра ежегодно; торговцы средней руки платят лишь один-три лана, а за «лотки» не взимается никакой платы; в лавках держат преимущественно хлеб, чай, материи и прочие предметы первой необходимости. Все перечисленные товары обмениваются на сырье (шерсть, кожи, овчины, масло, скот), доставляемое номадами, с коих тоже взимается за право пребывания в городе семьдесят чох с головы животного.

В некотором расстоянии от города, ближе к горам, живут китайцы и оседлые тангуты, занимающиеся огородничеством, хлебопашеством и скотоводством. На огородах разводят преимущественно лук, редьку, морковь, капусту, горох, бобы, картофель, а также огурцы, дыни и арбузы. На полях возделываются: ячмень (двух сортов), пшеница, крупный и мелкий горох, просо, мак и пр. В Гуй-дуе земля расценивается очень дорого: так называемая «му», или одна шестнадцатая часть десятины стоит около десяти – двадцати лан серебра; кроме того, с каждой му полагается еще вносить в ямунь меру[257] зерна или точнее: с двух му – десять – одиннадцать фунтов зерна.

Богатые китайцы располагают участками в сто двадцать «му», землевладельцы средней руки довольствуются восемьюдесятью «му»[258], а бедняки – восьмью или десятью «му». Китайцы вообще любят землю[259] и возделывают ее с заботой и усердием, собирая средний урожай сам-восемь и больше. Первый пахарь на сухих полях в Гуй-дуе появляется седьмого – девятого февраля, а недели через две он уже обрабатывает землю, с осени «напоенную влагою». Система оросительных каналов у китайцев доведена до совершенства. Вдоль этих каналов красуются тополя (Populus Przewalskil и Р. Simoni), реже встречаются заросли хармыка, тальника или ивы (Salix babilonica) и облепихи, к которым в долине Хуан-хэ выше оазиса примешиваются кусты барбариса (Berberis caroli), а ниже – порядочные деревца тамарикса (Tamarix Pallasi). В самом оазисе по садам нередка сирень Syringa pubescens var. tibetica и шиповник или дикая роза (Rosa)[260].

По берегам быстрых прозрачных речек, омывающих оазис, всюду виднеются ряды мельниц, образцово работающих.

Из фруктовых деревьев в Гуй-дуе больше всего славятся груши (трех сортов), приносящие отличные плоды, в свою очередь также подразделяющиеся на сорта, а именно: тьян-ли – крепкие, сахаристые, несколько тяжелые для желудка груши; дунго-ли – идущие больше в мороженом виде, и, наконец, самые сладкие и сочные груши, известные под названием вуар-ли. Грушевые деревья имеются почти около каждой фанзы; состоятельные китайцы исчисляют свой доход в тридцать пять лан[261], средние обыватели – на половину меньше, а бедняки получают лишь одну четверть или даже одну пятую того, что имеют крестьяне средней руки.