Шла бы ты... Заметки о национальной идее - Евгений Сатановский

Демонстративно-показательный агрессивный антиамериканизм — неотъемлемая часть латиноамериканской национальной идеи, общей для всех стран континента. Естественно, в отношении США. Поскольку термин «Америка» давно и повсеместно закреплён именно за этой страной. Что с академической точки зрения совершенно неверно, но возражать по этому поводу бесполезно.

Как сложилось, так сложилось. Обычное дело. Сплошь и рядом так бывает. Ну так и Америку не Америго Веспуччи открыл, а, как известно, Христофор Колумб. И что? Как говорили во времена юности автора по схожему поводу: «Написал Муму Тургенев, а памятник поставили Пушкину».

История освобождения испанских колоний в Латинской Америке от власти Мадрида в ходе войн 1810–1826 годов и последующих междоусобных конфликтов и военных столкновений из-за передела государственных границ, в ходе которых одним из аутсайдеров оказалась Боливия, потерявшая выход к тихоокеанскому побережью, длинна и показательна. Однако не является предметом настоящей книги.

Как, впрочем, и перипетии латиноамериканских революций и переворотов, перечень хунт и диктаторов, анализ хода противостояния и сотрудничества местных правительств с США и прочие столь же интересные сюжеты. В итоге социалистические правительства сегодня доминируют на континенте. И в Вашингтоне часто говорят, что Северная Америка Латинскую Америку левым силам проиграла.

Отметим: судя по новациям президента Барака Обамы, она им скоро проиграет и саму себя. Так что помянутые причитания «вашингтонского обкома» имеют под собой все основания политические. В экономическом же смысле — нет. Поскольку даже Уго Чавес с его демонстративным антиамериканизмом и дружбой со всеми, кто мог бы обеспечить военно-политическую независимость Венесуэлы от Соединённых Штатов, в диапазоне от Кубы и России до Ирана и Китая, нефть продавал преимущественно в тех же Штатах.

Однако показательно, что тот же Чавес до самого конца своего правления вынужден был проводить выборы, на которых теоретически вполне мог проиграть. Притом что политические и социологические махинации, подтасовки на местах и использование административного ресурса на латиноамериканских выборах вещь обычная и стандартная.

Как, впрочем, и все «грязные технологии», которые ради такого случая, как выборы, придумало человечество. Но прямой захват власти, танки на улицах и массовые расстрелы, похоже, всё-таки на южноамериканском континенте остались в прошлом. Хотя и не таком далёком.

И это, с учётом постепенного снижения показателей демографического роста и резким подъёмом местной промышленности, науки, образования, дорожной инфраструктуры и ряда других направлений в наиболее развитых латиноамериканских странах, внушает тем, кто занимается мониторингом ситуации в этой части света, осторожный оптимизм.

Хотя различия между Бразилией, Аргентиной, Чили и Уругваем или Боливией и Парагваем из количественных превращаются в качественные. Как, впрочем, и разница между теми или иными регионами одной страны. Что характерно для России, Индии или Китая не меньше, чем для латиноамериканских стран. Увы.

Особый путь Бразилии, которая успела побывать центром португальской империи, а потом империей Бразильской, был упомянут выше. Всё прочее там было, как и у соседей. Включая войны, вроде конфликта с Аргентиной, в итоге которого бразильская провинция Сисплатина превратилась в независимый Уругвай. Или проводившуюся под давлением Великобритании борьбу за отмену рабства. Благо было за что бороться: рабами там в 20-х годах XIX-го века было около трети населения.

Не исключение и длительное правление в этой стране военной хунты — уже в ХХ-м веке. Но наличие там с 1808-го по 1889-й годы собственного императорского двора было явлением для Латинской Америки действительно уникальным. Восемьдесят один год в качестве империи! СССР и то просуществовал меньше.

Что до прочих латиноамериканских монархических экспериментов, вторая мексиканская империя продержалась около трёх лет, а о первой не стоит даже вспоминать. Курьёз курьёзом. Чистое недоразумение. Ну и какое-то время существовало королевство на Гаити. Значение которого в истории этой несчастной страны так же невелико, как её собственный региональный вес. Если не считать филателистов. Которым какое угодно государство, способное отпечатать собственные марки, в радость.

Всё перечисленное отличает колонии двух иберийских империй, ставшие классическим примером переселенческих обществ, от колоний и доминионов империи Британской. Куда более спокойных и мирных. Избежавших, вследствие развития традиционного для Англии парламентаризма, путчей и переворотов. Не знающих, что такое военная хунта и власть военного диктатора.

И, отметим, полагающих себя чрезвычайно далёкими от социализма и запрета частной собственности в любом возможном варианте. При развитой системе профсоюзов и наличии в этих странах сильных лейбористских партий. Два мира — два Шапиро. Была когда-то в Советском Союзе такая поговорка…

Теория и практика южноафриканского апартеида, просуществовавшего в этой стране с 1948-го по 1994-й год, соответствовали всему, что столетиями культивировалось в европейской и американской политической культуре. Расизм далеко не южноафриканское изобретение. Иначе откуда взялось в Южной Африке такое количество «цветных»?

Людям испокон веков свойственно заводить романы и рожать детей от кого придётся. При ксенофобии, которая свойственна человеческому сообществу как таковому, малые замкнутые популяции по всему свету разнообразят генофонд широким сексуальным гостеприимством. Да и завоеватели по всему свету пользуются преимуществами хозяев положения. Южная Африка в этом плане до начала второй половины ХХ-го века не была исключением из правила.

Собственно, если бы провинциально агрессивные Малан и Стрейдом, напоминающие отечественных общественно-политических деятелей из числа наиболее замшелых и нахрапистых, не развили идеи классического британского расизма в смеси с нацистской практикой расовой чистоты, в ЮАР сформировалось бы не более расистское общество, чем на американском Юге.

Которое, следует отметить, там до начала 60-х годов прошлого века благополучно и существовало. Ханжеское и циничное, с грязными анекдотами и свинством «белого отребья», но по-своему органичное. Со своими правилами сосуществования этнических групп. Многие из которых не более отвратительны, чем вежливый расизм янки.

Южноафриканцам не повезло. Начни они свой эксперимент с апартеидом на сто лет раньше, на них никто не обратил бы никакого внимания. Тогда так жил весь мир «белого человека». Однако же попытка ввести в практику и узаконить правила игры, от которых все отказались, оказалась глупостью. Изоляция ЮАР, подставившейся под всемирное осуждение, была практически неизбежным результатом этого.

Апартеид по-южноафрикански был анахронизмом настолько, что страна оказалась уязвима с точки зрения её положения на международной арене. Поддерживать ЮАР стало не просто неприлично — бессмысленно. Сотрудничество с богатейшей и наиболее развитой страной Африки не оправдывалось из-за санкций. Хотя, конечно же, в таких щекотливых сферах, как торговля алмазами, они негласно обходились.