Джентльмен в Москве - Амор Тоулз

– Кто там? – спросил Ростов.

– Управляющий Леплевский, – донесся из коридора голос «шахматного офицера».

Передние ножки стула ударились об пол, граф встал, открыл дверь и увидел, что на пороге стоит управляющий с каким-то неизвестным человеком.

– Я надеюсь, что не отвлекаю вас, – произнес «шахматный офицер».

– Вообще-то поздновато… – заметил граф.

– Да, я понимаю, – ответил «шахматный офицер» с улыбкой. – Позвольте представить вам товарища Фриновского. Он спрашивал в фойе отеля, где вы живете, и я вызвался сопроводить его, чтобы он не потерялся.

– Как это мило с вашей стороны, – произнес Ростов. Описывая незнакомца, Василий использовал французское слово «petit», то есть «маленький», но граф даже не подозревал, что этот товарищ может оказаться настолько миниатюрным. Фриновский был такого маленького роста, что Ростову хотелось присесть на корточки, чтобы находиться с ним на более или менее одном уровне.

– Чем могу вам помочь? – спросил граф Фриновского.

– Я пришел к вам по поводу вашей дочери, – ответил тот, снимая с головы шляпу.

– По поводу Софьи?

– Да, совершенно верно, по поводу Софьи. Я – дирижер юношеского оркестра «Красный Октябрь». Сегодня вечером я присутствовал на конкурсе в консерватории, чем и объясняется мой поздний визит к вам. Мне очень понравилась ее выступление, и я хотел бы предложить ей должность второго пианиста в моем оркестре.

– Московский юношеский оркестр! – воскликнул граф. – Это очень приятно! А где находится ваш зал?

– Простите, – сказал карлик, – возможно, я не совсем точно изъяснился. Наш оркестр находится не в Москве. Мы находимся в Сталинграде.

Граф попытался скрыть свое разочарование и собраться с мыслями.

– Это очень любопытное предложение, товарищ Фриновский… Но я сомневаюсь, что оно заинтересует Софью.

Фриновский с недоумением посмотрел на «шахматного офицера», который в ответ покачал головой.

– Боюсь, что вопрос о заинтересованности вашей дочери никто не ставит, – ответил Фриновский. – Дело в том, что мной была сделана официальная заявка и получено разрешение на включение вашей дочери в состав моего оркестра. Это разрешение выдал заместитель секретаря Московского горкома по делам культуры.

Он вынул из кармана документ, показал его графу и продемонстрировал подпись заместителя секретаря Московского горкома по делам культуры.

– Как следует из этого приказа, Софья должна начать играть в оркестре первого сентября, – сказал Фриновский.

С подступающим чувством тошноты граф читал текст приказа, согласно которому Софья должна была начать работать в оркестре в городе, расположенном в тысяче километров от Москвы.

– Юношеский оркестр в Сталинграде, – произнес «шахматный офицер». – Я думаю, это большая честь, Александр Ильич…

Граф оторвал глаза от приказа, посмотрел на «шахматного офицера» и увидел на его губах коварную улыбку. Ростов понял, каким образом и по чьей инициативе появился этот приказ. Он сделал шаг по направлению к «шахматному офицеру» с твердым намерением схватить его за лацканы пиджака, а еще лучше за шею, как в этот момент из кладовки вышла Анна Урбанова.

Ростов, «шахматный офицер» и дирижер оркестра повернули головы и с удивлением посмотрели на актрису.

Анна грациозной походкой подошла к графу и положила ладонь ему на плечо. Она внимательно посмотрела на дирижера и «шахматного офицера», после чего с улыбкой спросила последнего: «Управляющий Леплевский, разве вы никогда раньше не видели, как женщины выходят из шкафа?»

– Нет, не приходилось, – запинаясь, ответил «шахматный офицер».

– Ну что ж, – произнесла Анна и перевела взгляд на карлика-дирижера. – А кто это с вами?

– Иван Фриновский, дирижер юношеского оркестра «Красный Октябрь» в Сталинграде. Рад с вами познакомиться, товарищ Урбанова! – по-военному бодро отрапортовал карлик.

– И я очень рада с вами познакомиться, – ответила Анна с чарующей улыбкой. – Вы, конечно, товарищ Фриновский, слегка преувеличиваете чувства, которые испытываете по поводу нашей встречи, но я не буду вас за это винить.

Фриновский потупил взгляд.

– Позвольте, – произнесла Анна, – помочь вам со шляпой.

Дело в том, что дирижер, видимо, от волнения, согнул свою шляпу пополам. Анна взяла шляпу из его рук и распрямила (подробно о том, как все это происходило, дирижер будет рассказывать последующие двадцать лет).

– Значит, вы являетесь дирижером юношеского оркестра в Сталинграде?

– Совершенно верно.

– Скажите, а вы знакомы с товарищем Начевко?

При упоминании имени круглолицего министра культуры карлик выровнял спину и распрямился, став выше на пару сантиметров.

– Пока не имел чести быть ему представленным.

– Пантелеймон – прекрасный человек, – заверила его Анна. – Человек большой души. Он очень интересуется молодыми исполнителями, а также их продвижением. Скажу вам, что он проявил личную заинтересованность в музыкальной карьере юной дочери Александра, Софьи.

– Проявил личную заинтересованность?

– О да! Вчера вечером за ужином он говорил мне, что хотел бы помочь развитию ее молодого таланта. Мне кажется, что у него есть планы на Софью здесь, в Москве.

– Я об этом не знал…

Дирижер посмотрел на «шахматного офицера» с выражением лица, которое бывает у человека, который совершил ошибку не по своей вине. Потом он повернулся к графу и взял у него письмо.

– Если ваша дочь захочет выступать в составе моего оркестра, знайте, что мы для нее всегда найдем достойное место.

– Спасибо, товарищ Фриновский, – произнес граф. – Я признателен вам за доверие.

Фриновский посмотрел на Анну и графа.

– Простите за визит в столь поздний час, – вежливо сказал он, надел шляпу и вышел из комнаты. За ним быстро ретировался и «шахматный офицер».

Граф закрыл за ними дверь и повернулся к Анне, на лице которой оставалось озабоченное выражение.

– Интересно, когда же министр культуры успел проявить интерес к музыкальной карьере моей дочери?

– Он проявит этот интерес завтра в середине дня, – уверенно ответила ему Анна.

* * *

Собравшиеся в кабинете графа пришли к нему, чтобы повеселиться, и после исчезновения «шахматного офицера» поводов для торжества стало больше. Ростов открыл бутылку коньяка, а его подруга нашла джазовую пластинку, которую Ричард положил в граммофон вместе с записями классической музыки. Коньяк был разлит по стопкам, музыка звучала, торт Эмиля съели до последней крошки, джазовую пластинку прослушали несколько раз подряд, и господа приглашали дам на танец.