Саги огненных птиц - Анна Ёрм

зная, что днём, пока не видно луны, оборотень слабеет и больше всего похож на обычного волка. Вот как ты учил. А он вон какой живучий оказался, тварь!

Ольгир подошёл к мужику, что лежал всё это время молча, лишь вперив в пустоту жёлтые от света домашнего костра глаза. Лицо его было безобразное, а борода – редкой и клочковатой. Оборотень перевёл взгляд на Ольгира. На широких губах его скользнула мерзкая улыбка, в которой не хватало половины зубов. Бедняк. А то и вовсе нищий…

– Ко-о-онунг, – протянул он.

Ольгир невольно дёрнул плечами и ударил ногой по животу оборотня. Раз, другой, третий. Мужик скривился, согнулся пополам, вытаращив круглые глаза. Ольгир подождал, пока оборотень отдышится и негромко спросил:

– Ты откуда взялся, волчий сын?

Мужик не отвечал, упрямо молчал, скаля в улыбке зубы. Он принялся смеяться, и этот звук был настолько противен Ольгиру, что тот ударил снова, сильнее прежнего, а потом брезгливо отдёрнул ногу – изо рта оборотня ринулась тёмная кровь, блестящая, как смола, при свете огня.

– Бесполезно это, – проговорил Вигго. – Мы его с Рыжебородым уже пытали, а он молчит как рыба, только рот раскрывает.

– Вот как, – пробормотал Ольгир и коротко рыкнул, присев перед лежащим на полу на корточки. – Что, мужик, правда пытали тебя?

Оборотень оскалил раскрашенные кровью зубы.

– Он из Онаскана, наверняка из города, – произнёс Рыжебородый. – Только я не могу припомнить его сучью рожу.

– С чего ты так решил? – Ольгир продолжал рассматривать корчащееся тело, пытаясь отыскать какие-то знаковые метки или рисунки, но кожа оборотня была чиста. Если у мужика и были какие-то отметины, то уже давно пропали, после того как он стал волком, ведь раз за разом кожа его сменялась, выбрасывая и вымывая чёрный пигмент свежей кровью.

– Он тебя узнал, – продолжал Рыжебородый. – Простые мужики в поселениях вряд ли знают, как ты выглядишь.

– Да уж… Узнать бы ещё, как он стал оборотнем и когда. – Ольгир поднялся, взял с шаткого, еле держащегося на ножках стола длинный ключ, каким запиралась землянка изнутри, и принялся крутить его в руках, чтобы занять пальцы. – Вдруг он уже не один тут такой. А если так, то нам надобно знать, откуда они лезут.

– Этот не скажет.

– А успел ли кого-то ещё укусить или задрать?.. – принялся размышлять Ольгир. – Надо остаться тут ещё на несколько дней и устроить поиски.

Вигго покачал головой.

– А ты больше никаких следов не видел? – спросил он.

– Нет, – звучно произнёс Ольгир. – Волка учуял. Принялся искать, да никого больше не заметил, кроме вас с Рыжебородым.

– Что же, это я теперь совсем как охотничий пёс буду? – изумился Рыжебородый.

– Ну здравствуй, пёсик, – негромко хохотнул Ольгир. – Будешь теперь чувствовать, как смердит в Большом доме слугами.

– То-то ты их по два раза на неделе мыться заставляешь, – догадался Вигго, и брови его взметнулись вверх.

Ольгир кивнул с ухмылкой, продолжая крутить меж пальцев бронзовый ключ. Он вновь подошёл к тощему оборотню, опустился рядом, заглядывая в противное лицо.

– Что, в самом деле узнал меня? Не обознался?

– Как тут обознаться? – прошелестел оборотень, выплёвывая из хрипящего горла кровь.

– Ну и кто я? – совершенно спокойно спросил Ольгир.

– Оборотень! Ха-ха! – Оборванец снова залился страшным смехом. – Конунг-оборотень! Конунг-волк! – заорал он, совершенно обезумев.

А потом захрипел. Ольгиру было бы несподручно доставать нож. Ключ он и вогнал оборотню в глазницу – так невыносимы были эти жёлтые глаза. Давил со всей силы, пока пальцы не заскользили в крови, а после выдернул ключ и отбросил на пол.

Тело продолжало извиваться и биться. Ольгир с удовольствием наблюдал, как выходит из уродливого, перекошенного рта последний воздух, всё ещё похожий на слово «оборотень», а потом с отвращением вытер брызги крови со своего лица чистой ладонью. Вигго протянул ему кувшин с водой.

– Бросьте его тело куда-нибудь в овраг. Только отсюда подальше, чтобы не вонял, – приказал Ольгир, омывая водой испачканную кровью руку и ключ.

Ничего больше не сказав, он вышел из дома, где не было этого грязного железного запаха. Волк внутри него теперь был спокоен.

Эта земля его. Только его.

Ситрик проснулся резко, схватившись за лицо. Глаз был на месте. Ощущение металла в глазнице уходило неохотно, как и привкус крови во рту.

Он приподнялся. Холь внимательно смотрел на Ситрика.

– Снова кошмар? – участливо поинтересовался он.

Ситрик опустил голову в ладони, зажмурился, собираясь с мыслями. Довольное лицо Ольгира всё ещё смотрело на него из темноты закрытых век. Он открыл глаза и с совершенно потерянным видом спросил у Холя:

– Они жёлтые?

– Кто? – растерялась птица.

– Глаза. Посмотри мне в глаза. Они жёлтые?

– Нет, обыкновенные. Серые.

Ситрик облегчённо выдохнул.

– С такими сновидениями лучше уж совсем лишиться сна, – хрипло произнёс он, устало проводя ладонью по лицу. – Долго ли он ещё будет преследовать меня?

– Он?

– Тот, кого я убил. Мертвец…

– Так вот что… – только и пробормотал Холь, а после добавил, печально вздохнув: – Столько, сколько посчитает нужным. Сколько бы ты ни гнал его из головы, он всё равно вернётся.

Ситрик нервно хмыкнул, не сдержав на губах болезненную улыбку.

Ближе к полудню, когда они добрались до поселения Гретхейм, спрятанного со стороны моря за сотнями мелких островов, снова влил остервенелый дождь. Дорога превратилась в месиво. Поселение было небольшое, домов на десять, и окружала его земляная насыпь. Вокруг расстилалась холмистая местность, доходившая до кромки леса. Поля были маленькие и непригодные – прокормиться на них удавалось далеко не каждый год, но город этот вырос не на плодородной почве, а на глине. Тем и жили местные жители, что продавали в ближайших городах и в Онаскане свою посуду на ярмарках.

К вечеру в море показалась небольшое судёнышко, в котором сидело восемь человек. Люди поселения, доселе обрадованные одиноким путником с диковинной птицей, выстроились вдоль берега, несмотря на остервенелый дождь, чтобы встретить гостей.

Это оказалась большая семья переселенцев, прибывшая сюда с норвежских земель, и их с потрохами выдавал говор. Узнав по речи в гостях чужеземцев, местные жители несколько опечалились и стали поглядывать на пришлых с недоверием. Глава семейства поспешил заверить бонда Гретхейма, что покинет поселение сразу же, как распогодится. Бонд придирчиво осмотрел чужаков и разрешил остаться. На ворьё и разбойников семья не