Эпоха рыцарства в истории Англии - Артур Брайант

Шестинедельная кампания Дерби произвела огромное впечатление на южную Францию, так же, как и его благородное обращение с пленниками и гражданским населением. Она также подтолкнула французские военные власти к действию. В начале октября французский отряд из 7000 осадил Оберош. Получив неотложную просьбу о помощи от его гарнизона, Дерби сразу же собрал 400 тяжеловооруженных воинов и 800 лучников и, приказав своему заместителю, графу Пемброка, следовать за ним, совершил марш-бросок с целью освободить город. Укрыв своих людей в лесу, он прождал Пемброка целые сутки и затем решил атаковать без него, нежели дать гарнизону сдаться. Убедившись, что каждый человек знает, что делать, он напал на осаждающих в тот момент, когда они готовили ужин, его лучники окатили их градом стрел, а его тяжеловооруженные войны выкатились из леса с криками «Дерби! Дерби!» В замешательстве, которое последовало, стало сказываться численное превосходство врага в тот момент, когда гарнизон атаковал врага с тыла. К ночи французский главнокомандующий и все остальные командиры были взяты в плен, включая восемь виконтов и большое количество лангедокской знати. «Было совершено много ратных подвигов, – написал Фруассар, – многие были захвачены, а многие снова освобождены... Если бы не пришла ночь, то никто не сбежал бы, как это случилось с немногими. Каждый английский рыцарь взял двух или трех пленников».

Показав себя еще раз, Дерби повернул на юг, чтобы захватить Ла Реоль в Гароннской долине, лежавший в тридцати милях выше Бордо. Без полной осады ему удалось это сделать через 10 дней, но не только захватить город – который на протяжении многих лет представлял из себя явную угрозу столице – но также уверить гарнизон, что под стены совершены подкопы, в то время как его минеры обнаружили, что стены являются настолько прочными, насколько и неприступными. В соответствии с Фруассаром, губернатор, сэр Агу де Бо, попросил о встрече с Дерби, на которой состоялся следующий разговор:

«Милорд, вам известно, что король Франции прислал меня в этот замок и город, чтобы сделать все возможное для их защиты. Вам известно также, как я выполнил свой долг и желал бы продолжить его исполнять. Если вы позволите нам уйти живыми, захватив наши пожитки, я и мои люди отдадим вам замок».

«Сэр Агу, вы не можете уйти так просто. Вас хорошо известно, что вы у нас в руках, а замок еле стоит. Сдавайтесь безо всяких условий, и мы примем вас».

«Милорд, если бы мы могли сделать это, я думаю вам хватило бы честности и благородства обращаться с нами галантно... Ради Господа Бога не пятнайте ваших знатных рыцарей сражением с теми солдатами никакого происхождения, которые находятся здесь и которые зарабатывают себе на бедную жизнь болью и риском. Ибо если самые низшие не смогут рассчитывать на милость, какую вы окажете благородным людям, мы, скорее, отдадим наши жизни».

На это Дерби и его помощник сэр Уолтер Мэнни отошли в сторону и там долго совещались, после чего вернулись с ответом, что гарнизон может покинуть крепость, взяв только свое оружие. Таким образом они стали хозяевами самой сильной крепости на Гаронне.

Когда Эгильон, находившийся в тридцати милях вверх по реке, был взят лордом Стаффордом, Аженуа полностью было очищено от французов. За четыре месяца две провинции и 50 городов и замков было отобрано с помощью нескольких тысяч лучников и рыцарей. Дерби, который этой осенью унаследовал отцовское графство Ланкастера, доказал, что Франция больше не является неуязвимой. В первый раз со времен потери королем Иоанном Нормандии французский король был вынужден серьезно признать английскую военную угрозу. К весне 1346 года все рыцарство южной Франции было мобилизовано и собрано в Тулузе под предводительством старшего сына Филиппа, герцога Нормандского, чтобы вернуть потерянные провинции.

* * *

Тем временем Эдуард, воспламененный успехом своих солдат и желающий разделить их славу, готовился к удару. Его блестящий кузен дал ему шанс, которого он ожидал девять лет. Пока дофин в апреле того года осаждал Эгильон, а Дерби, с небольшим количеством силы, ожидал в Ла Реоле подходящего случая для освобождения небольшого гарнизона, Эдуард начал собирать на гемпширском берегу самую большую армию, которая когда-либо отправлялась из Англии на континент. Он набрал ее, но не посредством феодального ополчения и даже не с помощью военных комиссий, которые Эдуард I приспособил для мобилизации милиции графства на войну, но предложив тем, кто желает сражаться за большое вознаграждение и еще более жаждет выкупов и грабежа, вступить в эту армию.

Он смог это сделать, потому что из собственного опыта знал ценность представительного налогового собрания, которое его дед создал из Большого Совета королевства. Уяснив формы парламентских совещаний и правления с помощью совета крупных чиновников Церкви и государства, которым налогоплательщики доверили представлять их интересы, он смог получить средства на сбор профессиональной армии, далеко превосходящей по качеству любую армию, которую феодальная Франция могла бы выставить против него. Развивавшаяся в течение последних пятидесяти лет в условиях жестокой борьбы между короной и налогоплательщиком, система налогообложения добровольно предоставила английскому королю финансовые ресурсы, неизвестные его сопернику Валуа, хотя последний управлял государством, гораздо более богатым и населенным.

Именно такая система обеспечивала короне максимум фискальной поддержки с минимумом трудностей для подданных. Определенная для каждого графства и города поименно местными комиссарами и к тому моменту общая для всех оценка имущества, предполагавшаяся намного ниже стоимости реального имущества облагаемого налогом и, таким образом, способная во времена увеличивающегося благосостояния повторяться без слишком сильного народного неодобрения, парламентская субсидия, состоящая из десятой части от королевских личных земель и бургов и пятнадцатой части от имущества остального населения приносила примерно 38000 фунтов. Десятая часть, предоставленная почти одновременно представителями духовенства, – вотированная, правда, не в парламенте, но как они предпочли, в своих местных советах – дала еще 13000 фунтов, пять шестых из которых предоставили Кентербери и остальную часть из Йорка.

Такие военные субсидии, как от мирян, так и от духовенства, вместе с продолжавшимся maltote[291], позволили Эдуарду получить кредит на гораздо менее тяжелых условиях, чем это было в прошлом. При этом он являлся все тем же неумеренным расточителем, отказываясь принимать во внимание любые соображения экономии ради исполнения дорогих ему стремлений, связанных с войной и рыцарским блеском и иными его проявлениями. Его итальянские кредиторы, разорившиеся из-за его займов, к настоящему времени уже являлись банкротами[292], но, предложив им монополию на экспорт шерсти через рынок в Брюгге, он получил заем в 100000 фунтов от группы своих собственных финансистов, в которую входили его старый слуга, Уильям де ла Поль из Гулля, лондонские купцы Уолтер де Шеритон и Томас де Суонленд, а также два крупных восточно-английских представителя Джон де Уизенгем и Томас де Мельчбурн из Линна.