Книги онлайн и без регистрации » Разная литература » Судебные речи великих русских юристов - Коллектив авторов

Судебные речи великих русских юристов - Коллектив авторов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 94 95 96 97 98 99 100 101 102 ... 118
Перейти на страницу:
мне, как частному лицу, предоставлено было произвести обыск у моего противника и представить добытые, таким образам, будто бы при этом обыске доказательства вещественные, то я сомневаюсь, были ли бы признаны отобранные, таким образом, у него деньги и бумаги доказательством против него; за такой обыск я бы поплатился. Равным образом, если бы следователь заведомо стал производить следствие, в котором он непосредственно заинтересован, я полагаю, что были бы выброшены, как негодные, все представленные им топоры, ломы, ружья и лопаты и не поверили бы кровяным знакам на платье, потому что все эти вещи были в подличающих, нечистых руках и могли легко подвергнуться фабрикации. Я удивляюсь тому развязному способу оценки доказательств, по которому одно и то же доказательство, заключающееся в показании, считается и годным и негодным не по своему содержанию, а по цели, для которой могло бы быть употреблено. Я согласен в том, что некоторые вещи могли быть испорчены в частях, как, например, половина фрукта гнилая, но я утверждаю, что есть предметы, и к числу их относятся показания, которые в техническом отношении на суде признаются совершенно испорченными, например, как испорчен стакан чаю, если в него влита ложка чернил. Мне невольно приходит на мысль сходство признаний Мгеладзе и Коридзе с таким стаканом чаю, приправленным чернилами. Стакан чаю был подан в обвинительном акте, из него хлебнули, выслушав Мусу, отвернулись после глотка, стакан весь негоден. Нет, говорит товарищ прокурора в протесте, не годен был глоток; но отчего же не допустить, что, кроме того глотка, все остальное содержимое стакана превосходно. Я могу доказать, что оно не превосходно. Показание не может быть никогда сравнено с вещественным доказательством, или, если его сравнивать, то с таким, как чай с чернилами, мед, приправленный дегтем.

Всякая речь, слово, показание не есть изображение вещей или предметов, но только наших идей и представлений о предмете, они окрашены нашим я, проникнуты нашей субъективностью, суть произведение внешних впечатлений и нашей субъективности.

Когда лицо показывает о предмете, то возникают два вопроса: первый – могло ли оно наблюдать, не было ли в его уме нелепых идей, предрассудков, превратных и кривых понятий, которые бы ему помешали наблюдать событие, и второй вопрос – хочет ли лицо показывать правду, то есть не заинтересовано ли оно корыстью, не поставлено ли оно угрозой и страхом в необходимость лгать и представлять в превращенном виде то, о чем его спрашивают. Раз только доказано, что был страх, был обман, ухищрение, вымогательство, все показание вконец испорчено до такой степени, что не только судья, но даже историк, не пренебрегающий никаким материалом, не решится его употребить. Утверждать, что показание, хотя и вымученное, может служить доказательством, – значит не знать истории, ни отмены пытки в 1801 году, ни наказа Екатерины, ни старого, ни нового судопроизводства, значит пытаться вернуть нас к блаженным временам петровским и Алексея Михайловича, когда вздергивали на дыбу, садили на кобылку, ломали ноги, завинчивая испанские сапоги; сказал подсудимый, хотя его мучили, значит повинился, и дело с концом, и приговор готов. К счастью, до этого позора и до святой инквизиции мы не дожили и вымученные сознания обращаются прежде всего против вымучившего. Главный вопрос, вымучены ли сознания у Мгеладзе и Коридзе. Но на этот счет не может быть сомнения, это удостоверяют немые габисониевские свидетели.

По показанию Мусы, Лоладзе без ведома доктора выписал его из лазарета, подсадил к Зурабу Коридзе и, сочинив показание, учил, как показывать. И старший полицмейстер Беллик советовал показывать, как научил Лоладзе. Все это происходило в метехском замке. Даже Беллик сам признает, что он обещал Мгеладзе вывод из одиночного заключения и смягчение наказания за признание. Кроме того, имеется с печатью правдивости показание Дм. Сапара-Швили, что Мгеладзе и Коридзе обвиняли друг друга в ложных доносах по наущению Лоладзе и что перед смертью Мгеладзе, страшно мучился и приказал ему, Сапара-Швили, объявить, что, мучимый Лоладзе, он напрасно оклеветал невинных людей.

Итак, господа судьи, правильно поступил суд, отвергнув полупризнания Мгеладзе и Коридзе, как зараженные органическим пороком, как явно противозаконные, вымученные.

Но при отсечении пораженных антоновым огнем членов надо действовать энергично и решительно, надо вырезать гнилое с корнем, надо вглубь резать яблоко и захватывать не только темно-бурое пятно, но светло-бурую полость, отделяющую гнилое от здорового. Суд не сделал ни того, ни другого; он не предал суду Лоладзе, следовательно, не пошел вглубь; он и не все гнилые пятна очистил, напротив тсго, многими пользовался. Возьмем, например, его отзыв о показании Дгебуидзе. Свидетель этот, говорит суд, показал на предварительном следствии, что за неделю до убийства Габисония спрашивал его, как поступить ему: его подговаривают убить Андреевскую. Это показание ничем не опровергнуто, а поэтому не может возбуждать подозрения в достоверности его… и т. д. Вы спросите, кто такой Дгебуидзе? Я вам на это отвечу, что это каторжник, лишенный прав состояния, обязательно доставленный к следователю Цинамзгваровым и пропавший бесследно, так что его не могли разыскать. Напрасно Габисония клянется, что его в глаза не видел, что они и не знакомы, что в Александровском саду не мог советоваться, потому что из дела явствует, что за неделю до события еще не существовало даже того мотива неудовольствия, который эксплуатируется обвинительным актом, – удаления Д. Чхотуа от звания управляющего, – а все-таки Габисония должен опровергнуть показание Дгебуидзе. Да, перед таким приемом, перед таким судом кто же устоит и очистится? Волосы становятся дыбом: воришка, бродяга, не помнящий родства, заявит в глаза мне, прожившему на виду всего общества 50 лет: «Ты сознавался мне, что ты крал, что ты убил или совершил прелюбодеяние», и я буду осужден, потому что я не опроверг. А как же я могу опровергнуть, доказывать небытие факта, что я не крал, что я не убивал, и должен я буду перед таким судом преклониться и сказать, я погиб, потому что воришка решился меня оболгать и я его показания не опроверг.

Есть и другой свидетель, доставленный тоже Цинамзгваровым, некто Кирилл Ковальский, лесной сторож в Дрэ, который показывал, что Д. Чхотуа похвалялся, что скоро по-прежнему сделается управляющим. К несчастию, он только слышал это от другого сторожа, Георгия; к еще большему несчастью, этот другой сторож Георгий Модебадзе отвергает слова Ковальского, говоря, что ничего подобного не было и что он этого не говорил. Напрасно.

Слова Ковальского остаются. Делается предположение, что, может быть, был другой сторож Георгий и против этого предположения верить не помогает ничем не опровергнутое показание Д. Чхотуа, что лесников было немного и что одного из них только, и

1 ... 94 95 96 97 98 99 100 101 102 ... 118
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?