Конец пути - Ярослав Гжендович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фьольсфинн поднял голову, распрямился и помассировал виски, а потом какое-то время стоял так, спрятав лицо в ладони.
Обе фигуры в комнате спокойно стояли, сверкая, и глядели на коленопреклоненного шпиона.
— Это просто управляющее оборудование, оно тебе не нужно. Ты должен говорить, я анимирую. Говори в ухо дракона, — норвежец снова потер щеки и склонился к маске.
Драккайнен придвинул резной стул поближе к пульту и повернул каменную башку дракона.
— Кто ты теперь? — спросил гремящим голосом.
Багрянец уперся ладонями в бедра и склонил голову.
— Я тот, кем ты пожелаешь, чтобы я был.
— Почему?
— Потому что ты меня спас. Я служил подлым людям и обману, а ты показал мне истину. Я нес немало зла, полагая, что это не имеет значения, но ты открыл мне правду. Я служил лжи, полагая, что истины нет, ты же показал мне ее. Потому теперь я твой.
— Кто ты?
— Меня звали Багрянец, но он умер. Раньше называли меня Баррах Шилгадей, но он тоже умер. Теперь буду, кем захочешь.
— Останешься Багрянцем. Хочу, чтобы ты помнил.
— Да, харган.
— Я не амитрайский жрец. Будешь называть меня «Ульф», как и все.
— Да, мастер Ульф.
— Просто «Ульф», без «мастер». Кто тебя прислал?
— Прислала меня Нагель Ифрия. Пророчица. Жрица из другого мира, которая вышла из пустыни, благословенная силой имен богов, научая измененной вере Праматери.
— Какое было у тебя задание?
— Добраться до Побережья Парусов и выследить пришельцев из далеких стран, что всюду чужаки и что ищут восьмерых своих земляков, исчезнувших в краю, что зовется Пустошами Тревоги. Найти и убить Теркея Тенджарука, наследника свергнутого императора. Обратить в веру Подземной, кого только сумею, и приготовить Побережье Парусов к приходу Нагель Ифрии, если та пожелает обратить свой взгляд на эти страны. Но самое важное — найти чужаков. Я нашел только тебя, и я отправился по твоему следу.
— Что ты должен был сделать, когда их найдешь?
— Доставить живьем пред ее лицо, заманить или похитить, а если не удастся — убить.
— Почему?
— Пророчица полагает, что это воины, которые захотят забрать ее домой, через Море Звезд, а она желает остаться здесь и завершить задуманное.
— И что она задумала?
— Мир равенства для всех. Сияние тирании мудрецов, где все сделается единым, когда все обиды прошлого будут позабыты. Ифрия учит, что все зло происходит от разума отдельного человека, что глядит на мир изнутри своей головы. Потому что тогда он ищет блага для своих близких и себя, а достигает такого за счет общности. Потому необходимо это преодолеть, так, чтобы все сделались единым и не думали больше о собственном благе. Потому что большая часть людей глупы, словно ковцы, и словно ковцы, должны иметь пастырей, которые станут за них решать. Якобы в старых амитрайских племенах выше прочего стояло общее добро, а не благо одиночки, и мать клана решала, кто выживет, а кто умрет, кто должен пожертвовать собой, а кто — служить ради блага клана. Они имели единую душу, а не много душ. Так должно стать и сейчас. Сперва в Амитрае, а затем по всему миру. Она желает закончить это и не даст себя прервать. Пророчица полагает, что если пришельцы исчезнут, то через Море Звезд не отправится еще одна лодка. Властители решат, что это не поможет. Если же они доставили бы Ифрию назад, ее ждала бы жизнь, лишенная смысла, среди треснувшего мира и вдали от Праматери. Она бы потеряла там всю свою силу и не могла бы продолжить своего дела.
— Как ты должен был ей сообщить?
— Только странствуя, как я и прибыл, через пустыню или морем. Другого способа нет. Тигриный Трой в Маранахаре от Побережья Парусов отделен тысячами стайе. Их необходимо преодолеть. По-другому не получится. Через Нахель Зим или морем.
— Где находится Море Звезд?
— Нагель Ифрия учит, что за миром. За небосклоном. Там есть далекие острова, откуда она происходит, и есть корабли из металла, умеющие плавать через это море так же, как наши плавают по водам мира, но они дороже золота и бриллиантов, оттого выплывают редко. Звезды — это солнца, что светят над островами, только видимые из далекой дали. Под поверхностью этого моря есть невидимые течения, с большой скоростью движущиеся от звезды к звезде. Корабли из металла умеют погружаться и входить в течения, а потом скользят с неимоверной скоростью. Потому их мореплаватели в силах прибыть сюда за несколько месяцев, в то время как нашим кораблям понадобится бесконечность. Нужно знать сильные имена богов, которые раскрывают только Матерям и немногим посвященным.
— Откуда пророчица узнала о тебе?
— Я монах из секты Молчаливых. Уцелело нас едва лишь несколько, мы живем между людьми. Мы сами пришли к ней, когда она начала учить. И это принесло ей немало радости, поскольку восстало против нее множество врагов, а императорские убийцы таились рядом, чтобы ее уничтожить.
— Где остальные Молчаливые?
— Когда я уходил, живы были трое. Находятся рядом с ней как наперсники. Остальные погибли.
— А твои люди?
— Обычные храмовые шпионы, они не из ордена. А еще — Удулай Гиркадал, которого убил император.
— В Змеиной Глотке с тобой был еще один, большой и лысый, с серьгой. Говорил как нассимиец.
— Утонул на море, в грозу, когда я преследовал твой ледяной корабль. Но есть и еще один, о котором вы ничего не знаете, потому что я завербовал его уже здесь, а во время обряда его не было. Он человек Владыки Змеев, Аакена, но здесь он помогал мне, считая, что наша цель схожа. Его тоже прислали сюда, чтобы он тебя нашел. Владыка Змеев тоже охотится на чужаков, которые могли бы его искать, поскольку он тоже происходит из-за Моря Звезд, как и пророчица, — и точно так же он не намерен возвращаться. Тот Змей зовется Баральд Конский Пот, и я покажу его вам.
— Он один?
— С двумя людьми. Один — Одокар Снежный Ветер, второй — Грюнф Бегущий-с-Лавиной. Оба живут в гостинице «Волчья Лежка».
— Сейчас тебя отведут в камеру, где ты получишь хлеб и воду.
— Да, Ульф. Молю об одном. Я никчемный человек. Когда я уже не буду тебе нужен, позволь мне отобрать у себя жизнь.
— Ты не сделаешь ничего без моего приказа.
— Да, Ульф.
В камере Багрянец опустился на пол, а потом одним духом выпил кувшин воды и получил еще один. Потом сел под стеной, как и тогда, когда оставался скован, однако теперь он не таращился в противоположную стену, но смотрел в собственные ладони, глядя на них с таким удивлением, словно видел их впервые.
* * *
— Ты ему веришь? — спрашивает Фьольсфинн, когда мы выходим из Башни Шепотов. — Может, это просто игра. Он умен и хитер, потому дурит нас.