22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война? - Марк Солонин

Тут и дураку ясно, какое «направление» следующим будет. Знающие люди говорят, что «усатый» из Москвы уже сбежал, в Кремле двойник его сидит, немцев дожидается. И куда же нам, простым мужикам, податься?

Молчаливое большинство (а у нас в стране оно после 1937 г. особенно молчаливым было) решало этот вопрос так, как показано в предыдущих главах. Не было ни митингов, ни «солдатских комитетов». Молча бросали винтовку, молча вылезали из опостылевшей стальной коробки танка, срывали петлицы и пристраивались к огромной колонне пленных, которая в сопровождении десятка немцев-конвоиров брела на запад. Жаль, не дожил великий пролетарский поэт до этих дней, не увидел, как может материализоваться его метафора «где каплей льешься с массою...»

Но. Были — и с каждым месяцем их становилось все больше — те, кого не устраивало пассивное ожидание развязки. И на фронте, и в немецком тылу нашлись те, кто поспешил на службу к новым «хозяевам».

Весьма значимой формой сотрудничества с оккупантами стало участие бывших советских граждан в военной пропаганде врага. Под контролем гитлеровцев издавалось несколько сотен газет, велись радиопередачи на русском, украинском и других языках. Некоторые местные газеты (например, орловская «Речь» и псковская «За Родину») распространялись на всей оккупированной территории РСФСР [159]. Первоначально эта «пресса» разрабатывала две основные темы: разжигала дикую, животную ненависть к евреям и рассказывала о светлом будущем, которое наступит после победы «доблестной германской армии». Вскоре все это было вытеснено главной идеей: о необходимости добровольным каторжным трудом отблагодарить фашистских захватчиков за «освобождение».

Кстати, о труде. Нельзя пройти мимо того факта, что работу железных дорог на оккупированных территориях обеспечивало 615 тыс. человек (на 1 января 1943 г.), из которых 511 тысяч были бывшими советскими гражданами... [151, с. 100]

В первые же месяцы войны во всех оккупированных районах СССР начинают создаваться всевозможные «службы порядка», «оборонные команды», «охранные отряды», в просторечии называемые «полицаями». Различными были не только названия, но и способ формирования и порядок подчинения этих сил.

Первоначально многие из этих подразделений были созданы (особенно в сельской местности) самими крестьянами как отряды самообороны, защищавшие жителей от наводнивших леса банд вооруженных дезертиров. Указания Сталина о превращении всей оккупированной немцами территории в выжженную пустыню весьма способствовали росту численности «полицаев». Легендарный патриарх советских диверсантов, участник четырех войн полковник И. Старинов в статье, написанной в 2000 году, говорил: «Получилось, что мы сами подтолкнули местных жителей к немцам... после этого лозунга немцы сформировали полицию численностью около 900 тыс. человек» [151, с. 267].

Эта цифра — 900 тыс. человек — скорее всего многократно завышена. Она, надо полагать, просто отражает личные впечатления практика партизанской войны о том, что «полицаи были на каждом шагу». По данным современных российских исследователей, численность «полицаев» в оккупированных областях РСФСР была существенно меньше — порядка 70—80 тысяч к концу 1942 г. [154, 155, 157].

По мере того как фронт уходил все дальше на восток, оккупационные власти приводили все эти самочинные вооруженные формирования к нужному им «общему знаменателю». Единой формы для «полицаев» так и не появилось, но нарукавные повязки стали пронумерованными и с печатью немецкой комендатуры, разрешение на право ношения оружия надо было возобновлять, как правило, каждый месяц. Наряду с наиболее многочисленной по составу «местной полицией» были созданы полицейские батальоны численностью в 500—600 человек, в обязанность которых входило проведение крупных карательных акций. Командный состав в них был в основном немецким. Когда «добровольцев» стало не хватать для борьбы со все усиливающимся партизанским движением, «полицаев» стали набирать и в принудительном порядке.

Весьма распространенным стал «импорт» карателей из других регионов. Так, в трехмиллионной Литве уже в первые месяцы войны было создано 22 полицейских батальона. 26 полицейских батальонов общей численностью 10 тыс. человек было создано в маленькой Эстонии. В Латвии к лету 1944 г. общая численность всякого рода полицейских, охранных, пограничных частей составила более 50 тыс. человек. Большая часть этих сил действовала за пределами Прибалтики — главным образом в Белоруссии, в Польше, в Ленинградской области, где они «прославились» совершенно невероятным, даже по меркам того безумного времени, зверством в проведении карательных акций в партизанских районах. Летом-осенью 1944 г. началось укрупнение, сведение всех местных «охранных» частей в крупные войсковые формирования. В Эстонии была сформирована 20-я дивизия СС и некая 300-я дивизия особого назначения. Две (15-я и 19-я) дивизии СС были сформированы в Латвии.

Относительно меньшим было число пособников оккупантов в нищей Белоруссии, но и там обстановка разительно отличалась от заданного советской пропагандистской литературой представления о «партизанском крае». К осени 1941 г. численность «корпуса белорусской самообороны» превысила 20 тысяч человек. В апреле 1944 г. началось формирование 39 батальонов так называемой «белорусской краевой обороны», которая, по замыслу ее создателей, должна была стать не полицейским, а полноценным войсковым соединением, способным вместе с частями вермахта остановить наступление Красной Армии. Наконец, поздней осенью 1944 г. из остатков всяческих белорусских коллаборационистских формирований была создана 30-я дивизия СС. Стоит отметить и такой факт: из доклада генерала НКВД Кобулова следует, что с сентября 1944 по март 1945 г. в Белоруссии было арестовано порядка 100 тысяч «дезертиров и пособников оккупантов» [129, 154, 155, 157].

Еще одним регионом, в котором переизбыток пособников оккупантов позволял экспортировать отряды карателей на соседние территории, стала Украина. К лету 1942 г. там было сформировано 70 полицейских батальонов общей численностью 35 тыс. человек. Кроме того, более 150 тыс. человек состояло в местных охранных отрядах так называемой «украинской национальной самообороны».

Стоит особо подчеркнуть, что речь здесь идет именно о подчиненных немецким властям «полицаях», а не о вооруженных формированиях украинских националистов [155, 157].

Наряду с организацией (или «приручением») охранных, полицейских сил немцы уже осенью 1941 г. перешли к планомерному формированию «национальных» частей вермахта, укомплектованных бывшими советскими гражданами (если только слово «гражданин» вообще применимо к подданным сталинской империи). Так, было создано в общей сложности порядка 90 «восточных» батальонов: 26 «туркестанских», 13 «азербайджанских», 9 «крымско-татарских», 7 «волго-уральских» и т.д. Правда, использовали немцы эти «остбатальоны» всегда по раздельности, видимо опасаясь сосредотачивать на одном участке фронта множество «инородцев». Исключением из этого правила была 162-я Тюркская пехотная дивизия, которая, как следует из немецких документов, «была столь же хороша, как и обычная дивизия вермахта». Правда, половину «тюрок» в этой дивизии составляли немцы из стран Восточной Европы («фольксдойче»), да и воевала она в Италии [119].