Дом правительства. Сага о русской революции - Юрий Слезкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти вопросы задавали себе Мария Денисова и ее муж, красный командир Ефим Щаденко. Она была героиней знаменитой поэмы и автором скульптурных портретов своего мужа и Маяковского, он – сыном рабочего и врагом «буржуазных специалистов». Он был старше ее на двенадцать лет, пытался писать стихи, надеялся, что вот-вот найдет собственный голос, и приписывал ее сомнения классовому чувству. «Я не знаю почему ты меня обвиняеш в ретроградстве, реакционности стиля, формы и отсталости», – писал он.
Да я отстал как и вообще отстал весь рабочий класс в целом и мы сейчас стремимся завоевать знания, но причем тут реакционность Мы просто как новый класс воспринимая науку и культуру, которая была могучим средством в руках враждебного нам класса для нашей эксплуатации естественно боимся попасть в просак не свихнуться и не сделаться просто образованной интелегенцией ни чем не отличающеся от интелегенции прошлого.
Марии, утверждал он, нужны не стихотворения «сильные по форме, хотя и бессмысленные по содержанию», но памятник, созданный народным художником в духе учения Маркса, Энгельса, Плеханова, Ленина «и от части Троцкого».
Неверно, что футуризм есть новый стиль современного искусства и может быть целиком воспринят пролетариатом нет и тысячу раз нет ибо этот стиль взят не от фабрик и заводов не из рудников и мастерских, а из улицы бунтарской хулиганствующей от части улицы из кафе ресторанов и непристойных домов следовательно он не может быть пролетарским он может быть бунтарским он может приводить в восторг от щекотанья издерганых дегенератов нервов и вообще любителей сильных ощущений ищущих не в содержании силу и смысл а в форме ибо сама эта публика идейно бессодержательна и она не может быть иною ибо бытие определят сознание Бриков и Ко.
«Облако в штанах», писал Щаденко, – не более чем облако (в штанах, в стихах или в желтой блузе). «Бриками и компанией» он называл Маяковского, его новую музу Лилю Брик и ее мужа Осипа. Лиля была хозяйкой салона и автором скульптурных портретов своего мужа и Маяковского. Лиля, Осип и Маяковский жили в одной квартире. «Облако в штанах» было задним числом посвящено Лиле и опубликовано Осипом. Они не похитили Джиоконду; они похитили ее портрет. Но Щаденко знал, что делать.
Ефим Щаденко
Мария Денисова
Марусенька я чувствую что я росту с каждым днем и не будет той силы которая остановила бы мой рост… Я вспомнил то о чем пишешь ты, что отсутствие у нас общих взглядов на вещи разбило нашу любов. Необходимо создать вещи, которые абсолютно нравились нам обоим и не только нравились но приводили бы в восторг, в сильный радостный здоровый восторг. Я верю, что в конце концов мне удастся создать вещ (я близок к тому) которая удовлетворяла бы всем эстетическим требованиям твоего капризно (но во многом правельным) художественых требованиям[581].
В конце 1920-х наступил кризис. Выяснилось, что вопрос не в том, отвечает ли он ее художественным вкусам, а в том, отвечает ли она его личным и политическим требованиям.
Маруся! Разрыв самоочевиден и я думаю, что причиной его является противоположность наших политических взглядов, экономических физических и моральных интересов.
С тех пор как ты почувствовала над собой гнет мужчины борца подготовленного всей предшествующей обстановкой партийной, военной и общественной борьбы вести ее в рамках организованного начала ты стала протестовать своей бунтарской натурой против сковывающих и ограничивающих твою волю рамок нашего совместного бытия…
Я и ты часто не могли не видеть друг в друге непримиримых заклятых классовых врагов потому, что в наше время обостренной классовой борьбы кроме классовых противоречий в общественном и семейном быту нет и не может быть.
Щаденко не сомневался, что НЭП подходит к концу, классовая борьба обостряется, красный клин набирает силу, а революция начинается дома. Настал ее черед делать выбор.
Одно из двух или в этих формах должен получится коренной сдвиг в сторону примирения с существующей новой формацией, новым курсом отношений подчинения одного буржуазного анархического начала другому коммунистическому т. е. организованному началу и тогда отношения должны установиться среди спорящих до сих пор элементов одной и той же партии, общества, семьи искренние товарищеские братские или они должны разойтись раз и на всегда в разные стороны исповедуя во взглядах на вещи разные системы в построении общественного и семейного быта.
Очевидно мы избрали последнее решение и расходимся в разные стороны чтобы никогда больше не встретиться на политической, общественной и семейно-бытовой дороге, мы делаемся врагами по существу, как бы не делая этого по форме[582].
Мария не возражала. Она попросила у Маяковского денег на материалы для студии, пожаловалась ему на «домострой, эгоизм, тиранию» и «моральное убийство» в семейном быту и поблагодарила его «за защиту женщины от домашних «настроений» мужей-партийцев»[583].
Вывод не вызывал сомнений: если противоречия в семейном быту не могут не быть классовыми и если жизнь в семье не должна отличаться от жизни вне семьи, то домашний «враг по существу» есть настоящий классовый враг. Однополчанин Щаденко по Первой конной, Сергей Миронов, пришел к очевидному заключению, когда его возлюбленная Агнесса Аргиропуло спросила, что бы он сделал, окажись она классовым врагом.
Я ждала услышать, что он все на свете отдал бы за меня, всем бы пренебрег, все бы бросил. Но он вдруг ответил твердо, не колеблясь, сразу, словно весь обледенел:
– Расстрелял бы.
Я не поверила своим ушам.
– Меня?! Меня расстрелял бы? Расстрелял бы… меня?!
Он повторил так же безапелляционно:
– Расстрелял бы.
Я расплакалась.
Тогда он спохватился, обнял меня, стал шептать:
– Расстрелял бы, а потом застрелился бы сам… – И стал меня целовать[584].
* * *
Сергей Миронов родился в Киеве в состоятельной еврейской семье. Его настоящее имя было Мирон Иосифович Король. Он учился в Киевском коммерческом институте, был мобилизован на фронт во время Первой мировой войны, а после революции вступил в Красную армию. Однажды он лежал в госпитале с тифом, услышал что-то подозрительное в стонах раненого соседа, сообщил начальнику особого отдела, и тот, как позже рассказывал Миронов, «по всем правилам» его завербовал. Отличившись в качестве контрразведчика и организатора «тыловых диверсий» во время советско-польской войны, он стал начальником «активной части» Особого отдела Первой конной армии. В 1920-х он служил на командных должностях ЧК-ГПУ на Северном Кавказе и на Кубани и получил два ордена Красного знамени. С Агнессой он познакомился в Ростове в 1924 году, когда ему было тридцать, а ей – двадцать один. Она была дочерью греческого купца из Майкопа. После революции ее отец уехал в Грецию, а сестра вышла замуж сначала за белого офицера, которого расстреляли красные, а потом за инженера, которого арестовали за вредительство. Агнесса вышла замуж за начальника штаба пограничных войск Северного Кавказа. Вскоре после того, как они переехали в Ростов, она попала на митинг, посвященный дню Красной армии[585].