Светорада Янтарная - Симона Вилар

Друнгария Имерия она встретила у входа в молельню святовозвестника Павла возле Маркиановой галереи, где он имел обыкновение отстаивать заутреню. Во время службы княжна то и дело ловила на себе его взгляды, а когда выходила, приветливо улыбнулась. Имерий сразу же подошел к ней.

– Слава Иисусу Христу!

– Во веки веков, – опустив ресницы, скромно отозвалась княжна.

Еще будучи девчонкой, она выучилась кружить головы мужчинам, теперь же, когда ее красота стала выразительнее, когда у нее прибавилось ума, изворотливости и опыта, ей не составило особого труда завоевать еще одного мужчину. И Светорада, задавшись целью покорить Имерия, то смотрела на флотоводца сияющими глазами, жадно ловя каждое его слово и восхищаясь его отвагой, то вдруг смущалась и краснела, когда он говорил ей вычурные комплименты, то вдруг ласково поправляла складки его хламиды, бросая при этом лукаво– игривый взгляд из– под ресниц. А то вдруг, попросив его прогуляться с ней по саду, так неловко оступалась, что поддерживавший ее Имерий не мог не почувствовать, какая она горячая и гибкая под тонким шелком. И тут же, словно смутившись, Светорада уходила, и опять Имерий видел ее только в церкви, где их общение было ограничено несколькими учтивыми поклонами.

Прославленный воин считал севасту едва ли не ангелом милосердия, когда наблюдал, как она раздает милостыню неимущим. Иногда Имерий замечал прекрасную Ксантию на отдаленной галерее, где она прогуливалась среди мраморных колонн с вдовым Агиром, причем оба весело разговаривали и проэдр синклита, казалось, весь лучился от счастья. Имерий стал невольно ревновать, особенно когда узнал, что Агир, едва успев снять траурные одежды, стал намекать, что в его положении необходима жена. Имерий даже осмелился высказать севасте, что она излишне милостива к проэдру, и был почти счастлив, когда Светорада сообщила, что ее веселое общение с Евстафием Агиром связано лишь с сообщением, что тот женится на ее подруге Прокопии. При этом Светорада так радовалась за подругу и Агира, что Имерию стало стыдно за свою ревность. Да Янтарная просто ангел… правда, окруженный сплетнями о том, как ее развратил Александр. Но Имерия интересовало даже это, ибо ему хотелось узнать, чему же научил эту нежную женщину кесарь. Не очень опытный в любви флотоводец ощущал волнение при мысли о подобном. И он постоянно думал о севасте, вспоминал ее взгляды и улыбки, легкость, какую ощущал подле нее, радость от этих встреч. Имерий был вынужден сознаться себе, что Янтарная взволновала его, как ни одна другая матрона, прослывшая образцом смирения и добродетели!

За какую– то неделю, то дразня, то избегая Имерия, то откровенно выказывая свою симпатию, Светорада довела этого знатного воина до полного любовного помешательства. Весь двор уже говорил о его увлеченности Янтарной, пока возмущенная Зоя не решила положить этому конец. Она имела влияние на базилевса и настояла, чтобы Имерия отправили в военный поход. И ведь есть предлог: мятежник Андроник по– прежнему представляет собой угрозу, да и погода сейчас самая благоприятная для начала морской экспедиции.

Перед отъездом Имерий явился к Светораде проститься. Был грустным, уходя, с многозначительным видом сказал, что будет вспоминать ее. Она же пообещала о нем молиться. Но едва не рассмеялась от облегчения, когда внушительный византийский флот покинул устье Золотого Рога. Ну что ж, Олег Вещий, теперь ты не сможешь не признать, что смоленская княжна оказала тебе неоценимую услугу.

А потом из Константинополя отбыл еще один флот, но уже под предводительством молодого и талантливого ставленника Зои, мало кому известного Романа Лакапина. Роману вменялось охранять рубежи империи в Средиземном море и оберегать караваны купцов, плывущих в столицу мира. В самой же столице для охраны осталось лишь несколько дромонов.

Уже заканчивался июнь, на море было спокойно, легкие ветры подгоняли парусники, овевали прохладой дивные сады Константинополя. Светорада теперь редко покидала Палатий. Все, что было нужно, она сделала. Княжна выглядела безмятежной, самочувствие ее улучшилось, уже не донимали тошнота и головокружение, только Дорофея да порой Зенон вежливо осведомлялись, когда она объявит при дворе, что ждет ребенка. Светорада отмалчивалась и смотрела в морскую даль. «Приходи же за мной. За нами…» Она прикладывала руку к животу, наслаждаясь ощущением негаданного и столь желанного материнства. И улыбалась.

Однако в море появились отнюдь не русские корабли. В Константинополь неожиданно прибыли приглашенные Львом Философом печенежские ханы. Ибо император не оставлял своей надежды пополнить войска наемниками. Светорада присутствовала на их приеме в Магнаврском дворце. Видела, как старательно обученные этикету печенеги послушно пали ниц перед троном императора и августы, как потрясенно взирали на рыкающих золотых львов и поющих механических птиц. Они всерьез испугались столь странного дива, а один из ханов даже стал искать у бедра отданную при входе в Магнавр саблю. Ромеи могли вволю потешиться над этими дикарями, но император Лев был серьезен. Ему были нужны воины, и он милостиво и терпеливо общался со степняками через толмачей, давая понять, как выгодно будет им служить империи.

Светорада же не сводила взгляда с одного из ханов. Кто бы мог подумать… Правда, после встречи со знакомыми из Хазарии она уже не очень дивилась, что к трону базилевса прибывают самые разные люди, некоторые даже из ее прошлого. И она никак не выказала своего замешательства, узнав в одетом в алый шелк и пышную шапку из черно– бурой лисы печенеге знакомого ей Яукилде. Молодой хан несколько изменился за эти годы, погрузнел, на его лице четче проступили присущие ему жестокость и важность, в раскосых черных глазах читалось больше высокомерия. Но в движениях – прежняя порывистость. Именно он пытался нащупать рукоять кривой сабли, когда поразился рыкающему золотому льву. Имя Яукилде означало «сражение пришло». Когда– то Светорада могла стать его женой. Потом узнала, как он жесток и скор на расправу, и благодарила небо, что судьба уберегла ее от подобного мужа.[149]

Оказалось, Яукилде тоже не забыл златокудрую славянку. В какой– то миг, высокомерно оглядывая присутствующих на приеме ромеев и их женщин, он скользнул взглядом и по севасте. Яукилде, как и остальные печенеги, сидел на корточках перед императором, но когда взгляд хана вновь остановился на Светораде, глаза его расширились и он подскочил.

– Я знаю тебя! Ты русская княжна!

Это было грубое нарушение дворцовой церемонии. Присутствующие загомонили, прерванный на полуслове император нахмурил брови. А Яукилде стоял и продолжал тыкать пальцем в севасту Янтарную.

Позже Светораде пришлось давать пояснения Льву. Разве дивно, что воевавший с Русью хан знает смоленскую княжну, говорила она. И не ее вина, что дерзкий варвар повел себя столь предосудительно.

И все же Лев был оскорблен печенегами. Только мудрость и желание заполучить новых союзников империи удержало его от того, чтобы немедленно выслать этих дикарей из Константинополя. Для них даже устроили парад войск, проводили перед ханами отряды схолариев, показали конницу закованных в броню катафрактариев,[150]причем, желая поразить гостей несокрушимой ромейской мощью, использовали одних и тех же воинов, только меняли вымпелы в отрядах, щиты и коней. Один из ханов даже сказал: