Куликовская битва и рождение Московской Руси - Александр Широкорад

13 сентября 1464 г. митрополит сам заявил, что оставляет кафедру, и удалился в Чудов монастырь. Позже Феодосии переехал в Троицкий монастырь, где и скончался осенью 1475 г.

11 ноября 1464 г. на церковном соборе в Москве на митрополичью кафедру был поставлен Филипп. Туг стоит сделать два замечания. Во-первых, на соборе главное место занимали Иван III с братьями, а остальные владыки — ростовский архиепископ Трифон, епископы Евфимий Брянский, Давид Рязанский, Терентий Коломенский, Вассиан Саранский — играли совещательную роль. Как повелось, новгородский и тверской архиепископы отсутствовали, но прислали грамоты, в которых выражали согласие с любым решением собора — «мысленно вместе!»

А во-вторых, Филипп был «темной лошадкой», о предшествующей жизни его даже современники толком ничего не знали, а потомки и подавно понятия не имеют. Надо ли говорить, что первые годы «темная лошадка» исправно выполнял руководящие указания «товарища Ивана Васильевича».

Далее великий князь решил избавиться от жены. Их брак носил политический характер. Именно тверской князь Борис Александрович вместе с татарами помог Василию II разгромить Ше-мяку. Теперь же тверские князья стали подручниками Москвы.

Мария Борисовна Тверская скончалась 22 апреля 1467 г. Сам Иван в это время находился в Коломне. Он мог отсрочить похороны, чтобы проститься с женой и матерью его сына — Ивана Молодого. Но великий князь не пожелал ехать, и 24 апреля Марию без него похоронили в главном соборе женского Вознесенского монастыря в Кремле.

«В одном из летописных сводов его составитель настаивал на версии об отравлении молодой великой княгини: «...преставися великая княгиня Мария... тверянка, от смертного зелия; занеже познаху потому, покров на ней положиша, ино много свисло его, потом же тело разошлося, ино тот покров много не достал на тело...» Документы тех далеких лет сохранили довольно редкое описание поразившего современников умершей княгини явления... К тому же нужно учесть, что апрель — не самое жаркое время года, что могло бы быть причиной столь странного «поведения» тела умершей княгини.

Консультации с экспертами в области судебной медицины дают возможность говорить, что в данном случае мы, возможно, имеем дело с ядом растительного происхождения. Некоторые из них, действуя на кровь, могут дать столь яркую картину изменений трупа. Не исключено, что здесь мы столкнулись как раз с таким случаем. Но выявлять растительные яды люди пока еще не научились. Анализ же костных останков Марии Борисовны на микроэлементный состав показал наличие огромного количества цинка в организме этой великой княгини — 3385 (!) мкг (при фоновом содержании в 14), как и избыток других металлов — никеля, свинца, ртути, циркония и галлия, словно она много лет трудилась на серьезном металлургическом производстве. Объяснения этому пока нет, но влияние на здоровье и поведенческие реакции великой княгини Марии было ощутимым, что и привело к ее ранней смерти»[288].

Предположить, что Мария Борисовна перешла кому-то дорогу и стала жертвой придворной интриги, довольно сложно. Современники называли ее «доброй и смиренной», а некоторые — даже святой. Н.С. Борисов пишет: «Ходили упорные слухи (проникшие и в некоторые летописи), что Мария Борисовна умерла «от смертного зелия». Называли даже предполагаемую отравительницу — Наталью Полуектову, жену дьяка Алексея Полуекто-ва, которая якобы тайком посыла к бабе-ворожейке пояс великой княгини для злой ворожбы. Однако зачем ей понадобилось идти на такое злодеяние — остается неясным»[289].

Мне же кажется, что заказчик отравления более чем очевиден. Предположим, что им был не великий князь, тогда каким бы жутким пыткам подверг бы дьяка Полуектова и его жену Иван Страшный! Но, увы, ничего этого не произошло, а великий князь приказал Алексею Полуектову временно не мелькать при дворе.

Разобравшись с делами домашними, Иван III решил заняться внешней политикой. Он не был ни гениальным полководцем, ни мудрым политиком, как в этом пытались нас уверить царские и советские историки. Он, как и его отец, дед и прадед, действовал по принципу сиюминутной целесообразности. А элементарный расчет показывал, что можно, используя татар, покончить с

Новгородской республикой, а затем, используя новгородские деньги, избавиться от татарской зависимости.

Единственным спасением Господина Великого Новгорода могло быть Великое княжество Литовское. С XII века новгородцы отстаивали свою независимость, балансируя между владими-ро-суздальскими князьями. Теперь вся Владимиро-Суздальская Русь принадлежала свирепому Ивану.

Давайте посмотрим на противостояние Москвы и Новгорода не глазами историков XIX—XX веков, а глазами новгородцев XV века. Они не могли предвидеть Брестскую унию, полонизацию Литовской Руси, дикого произвола польских магнатов в XVII—XVIII векахит.д. В их время большинство литовских князей и панов исповедывали православие, еще была веротерпимость. Многие города Литвы получили Магдебургское право, пусть и не всегда в полном объеме. Наконец, новгородцы привыкли видеть на Городище служилых литовских князей. Так почему мы должны вслед за царскими и советскими историками называть часть новгородского населения, тяготевшую к Литве, изменниками?

Сторонников Литвы в Новгороде возглавляли бояре Борец-кие. Началом решительной схватки с Москвой можно считать осень 1470 г. 5 ноября умер новгородский владыка Иона. Через два дня после его смерти в Новгород приехал из Литвы Михаил Александрович, брат киевского князя Семена, Михаил прибыл с киевской дружиной и получил статус служилого князя. Интересно, что в Новгороде одновременно с ним находился и наместник великого князя московского Ивана III. Собственно, в этом ничего необычного для республики не было, мы помним, как часто на кормлении содержалось сразу по два князя. Но тут ситуация была совсем другой. Если Михаила с некоторой натяжной можно считать кондотьером, то Иван III считш! своего наместника ровней наместникам в Ростове, Можайске и других захваченных Москвой городах.

Партию Борецких, которую возглавляла Марфа, вдова посадника Исака Борецкого, постигла серьезная неудача при выборе нового владыки. Марфа желала видеть архиепископом Пимена, заведовавшего при Ионе Софийской (церковной) казной. Но по новгородскому обычаю владыка выбирался по жребию из трех претендентов. Ими стали Пимен, Варсоний (духовник покойного Ионы) и протодиакон Феофил.

15 ноября 1470 г. на Софийском (владыческом) дворе собралось вече. Жребий пал на Феофила. Противники Борецких воспользовались случаем и потребовали провести ревизию влады-ческой казны. Вече согласилось — русские люди всегда ненавидели взяточников и казнокрадов. Не берусь судить, воровал ли Пимен церковные деньги, но была обнаружена большая недостача. Пимена схватили, долго били, разорили его двор и постановили взыскать с него тысячу рублей. Понятно, что ревизия была инсценирована московской агентурой.

Дело, конечно, было не в тысяче рублей. У Борецких и других бояр — противников Москвы — средства имелись большие, проблема была в резком падении престижа литовской партии.