Венганза. Рокировка - Юлия Герман

— Что именно ты знаешь?

— Только, что у меня есть дочь, и Марина скрывает ее от меня.

— Когда ты узнал?

— После задержания.

— Чего ты хочешь?

Пабло прощупывал почву, явно нервничая из-за того, как я отреагирую на эту новость, и что буду предпринимать дальше.

— Знать, почему она скрыла её существование.

— Разве это неясно? — окинул взглядом помещение, наполненное охраной и другими заключенными. — Твой образ жизни не гарантирует счастливого будущего для девочки, как и ты сам.

— Я имел право знать! — прошипел, практически переходя на крик.

Пабло усмехнулся, одарив меня жестоким взглядом.

— Ты потерял все права после всего, что с ней сделал. И не тебе строить сейчас из себя потерпевшую сторону.

— Она рассказала тебе?

— Нет. Она не сказала ничего о том, что с ней случилось. Но ее состояние, физическое и психическое, рассказало мне гораздо больше, чем могли сделать слова.

Его обвиняющий взгляд, наполненный злостью и отвращением, вернул меня на год назад, в то время, когда я разрывался между желанием убить Марину за ее предательство, вырвать из своего сердца, но не мог избавиться от той одержимой привязанности, которая оказалась формой моей ненормальной любви. Холод медленно расползался по телу при мысли, какими именно были последствия моего с ней обращения. Ведь до этого момента, я никогда всерьез не задумывался над тем, в каком состоянии она покинула меня.

— Не думал об этом? — зло кинул мне фразу Пабло. — А я тебе расскажу, — облокотился о стол, наклоняясь ближе. — Расскажу о том, как она боялась людей, о том, как кричала во сне и вздрагивала каждый раз при вопросах о прошлой жизни. Расскажу о том, как Марина забивалась в угол, увидев латиноамериканцев, и в какой ужас она пришла, узнав о беременности.

Слова Переса хлестали меня по лицу, как прутья деревьев в лесной чаще, не выпускавшие из своей смертельной западни. Я физически ощущал раны в груди, оставляемые жесткой правдой. Думая обо всех тех кошмарах, сотворенных с Котёнком, не сомневался в правдивости услышанного. Но когда представлял картину, описанную пуэрториканцем, кровь стыла в жилах от осознания, что именно я стал виновником страданий Марины. Захотелось увидеть её, покаявшись во всем содеянном, и, прижав к груди, пообещать никогда больше не давать в обиду. Только я уже сделал это, снова подвел её, позволив оказаться наедине с Эстер.

Я слушал Переса, смотря прямо в его глаза, и с каждым новым словом презирал себя еще сильнее, не понимая, как отмотать время вспять, предотвратив все печальные события. И даже услышав о её нелюбви к нашему ребенку, еще растущему в утробе, не смог обозлиться на Марину, скорее стал еще более противен себе. До тошноты. Как я мог называться человеком и, более того, мужчиной, заставив пройти любимую женщину через все круги ада физического и эмоционального? Теперь не оставалось сомнений в заслуженности моего наказания.

— Но она оставила ребенка? — спросил в надежде, уже не рассчитывая ни на что.

— Оставила, — нехотя ответил он, явно считая, что я не имел права знать ответ даже на этот вопрос.

— Где девочка сейчас?

— Ты действительно считаешь, что я отвечу на этот вопрос? — презрительно сощурил глаза, всем видом демонстрируя агрессию.

Я лишь покачал головой, осознавая невозможность требуемого. Но я всё еще не понимал много и не знал, как могу спросить об этом.

— Марина собиралась рассказать мне о ней? — главный вопрос, терзавший меня с момента, как Пирс обрушил на меня эту новость.

— Нет.

— Значит, она не собиралась оставаться со мной? — спросил, зная ответ, но рассчитывая услышать совсем иное.

— Нет. Не собиралась.

Боль расползалась под ребрами, пронзая один за другим каждый орган. Больше ничего не хотелось ни слышать, ни знать, опасаясь, что дальше будет лишь мучительнее. Количество вопросов росло как снежный ком, но задавать их Пересу не было смысла, он не сможет ответить мне на них, лишь путая и погружая в трясину отчаяния, откуда не видно просвета. И, несмотря на все что творилось у меня внутри, я не собирался опускать руки, смирившись со сложившейся ситуацией. Я планировал освободиться и вернуть себе её любовь.

— Я бы хотел поговорить с Мариной. Пожалуйста, сделай так, чтобы до вашего отъезда она пришла ко мне.

— Она не придет, — холодно ответил он, явно наслаждаясь возможностью ударить меня побольнее. — После всего открывшегося, она даже имени твоего слышать не может. И ты серьезно рассчитывал увидеть её вновь?

— Да, — сказал твердо, понимая, как жалко это звучит.

Я, мать его, все еще верил, что увижу её и смогу поговорить, наконец-то всё обсудив, избавляясь от накопившихся вопросов.

Пабло молча смотрел на меня. У него играли желваки, но он не произносил ни слова, просто изучая глазами. И отчего-то я не собирался торопить его и требовать заговорить вновь.

— Порой, я не могу понять, либо ты действительно настолько беспринципное чудовище, способное наплевать на все нормы, устои и чувства людей, добиваясь желаемого, либо просто упрямый ублюдок? Марина никогда не заговорит с тобой вновь, — расправил плечи, приготовившись нанести мне главный удар. — Ей известно о том, что всё было спланировано, как и о том, что ты, зная о вашем кровном родстве, совратил её и, более того, сделал ей ребенка. Также она знает о спланированности всех тех кошмарных вещей, что ты сотворил с ней задолго до вашего знакомства. Она ненавидит тебя, Диего. И, черт возьми, спасибо Богу, что ей хватило сил не переключить эту ненависть на ребенка, — с шумом отодвинул стул, поднимаясь на ноги.

— Черт возьми! Я не знал этого! — не выдержав, закричал, привлекая внимание окружающих.

Десятки глаз уставились в нашу сторону. Понизив голос, продолжил:

— Я узнал о том, кто мой отец, в тот день, когда она пропала. И это просто не может быть правдой, Пабло, — замотал головой. — Не может.

Перес с недоверием посмотрел на меня.

— Ничто не заставит меня поверить тебе, Диего, как и Марину, — повернулся ко мне спиной, собираясь уходить.

— Пабло! — позвал, спеша попросить о самом главном.

Перес нехотя обернулся на зов, замерев. Он смотрел на меня, как на мусор, недостойный даже того, чтобы пачкать его обувь.

— Спрячь их. Думаю, новость о ребенке — больше не секрет, и она может быть в опасности. И… — сделал паузу, выдавливая из себя последнее, — постарайся сделать их счастливыми.

— Это больше не твоя забота.

Зло посмотрел на меня.

— Счастливо сгнить заживо, — кинул напоследок Перес, развернулся и ушёл, не оборачиваясь.

С тех пор я бесконечное количество раз прокручивал в голове этот разговор, вновь и вновь убеждаясь в собственной чудовищности. И чем больше я пытался самостоятельно ответить на вопросы, мучившие меня, тем яростнее хотел выбраться на волю и заполнить все пробелы. Признание Денни превратило меня в параноика. Я ждал, что в очередную встречу с Пирсом услышу о том, что Марину нашли мертвой вместе с ребёнком. Но на все мои расспросы о ней он лишь пожимал плечами, отвечая, что они исчезли после моего приговора, и никто больше о ней не слышал. Говорил, что Перес попадался несколько раз в зоне видимости его радаров, но Марина будто испарилась.