Вавилон-Берлин - Фолькер Кучер

В субботу он пришел в «замок», хотя был свободен, но фройляйн Риттер нигде не было. В инспекции А Гереон встретил только невероятно злого Вильгельма Бёма, который не сказал ему ни слова и посмотрел на него будто на мерзкое насекомое. Рат не думал, что такое возможно, но, как выяснилось, такой взгляд оказался еще хуже, чем брань Вильгельма.

Цёргибель был прав со своим предостережением. Ледяное настроение царило во всей инспекции А. Хотя Гереон был уверен, что на это можно не обращать внимания.

Вот только история с Шарли глубоко задела его. Еще глубже, чем он мог себе в этом признаться. Похоже, она действительно презирала его за то, что он сделал – за его скрытность, за унижение, которое он причинил Бёму, а больше всего за то, что она, не зная, что его втайне волнует, поведала ему эксклюзивную информацию комиссии по расследованию убийств по делу Мёкернбрюкке. При этом он ничего не рассказал ей о своих планах, не говоря уже об имеющихся у него сведениях. Он выжал ее, как лимон.

Но что ему было делать? Когда комиссар познакомился с Риттер, он уже наполовину увяз в этом дерьме. Или ему надо было просто все бросить?

Возможно.

Но ему нужен был этот успех. Ему, Гереону Рату, нужен был личный успех, успех, который он не хотел и не мог делить с самоуверенным начальником вроде Бёма.

В пятницу вечером ему позвонили родители – они поздравили его с этим успехом. Вероятно, Цёргибель уже проинформировал своего старого друга, а также рассказал ему про свободные дни Гереона. Энгельберт Рат спросил сына, не хочет ли тот приехать на Троицу в Кёльн.

– Твоя мама была бы очень рада, – добавил он.

Подходящей отговорки у Гереона наготове не было. Он сказал, что уже договорился с друзьями и, кроме того, должен подыскать себе новое жилье, но это были не очень-то обоснованные причины. Отец, конечно, предположил, что за этим кроется новая подруга, и подколол этим сына. Что ж, пусть старик спокойно верит этому. Пока Гереона это устраивало. Сейчас его семья не смогла бы смириться с тем, что он сделал. Разве что только Урсула, его младшая сестра. Иногда он скучал по ней, хотя другие родственники оставляли его равнодушным. Особенно Северин. И потом, эти хвалебные речи об Анно, которые отец умел преподносить настолько искусно, что Гереон всегда чувствовал себя неудачником. Он, так или иначе, никогда не достигнет уровня святого Анно.

Единственным, кто мог бы поднять ему сейчас дух, был Бруно. Сначала Рат подумал о том, что на праздники ему в любом случае надо куда-нибудь уехать, чтобы не обременять Вольтеров, но Дядя серьезно посмотрел на него и сказал:

– Ты нас вовсе не обременяешь! И знаешь, Гереон, мы очень рады, что ты живешь у нас. Для Эмми и для меня ты как сын, которого у нас никогда не было.

Рат лишь с трудом распознал в этой фразе Бруно шутку. Дядя был лишь на двенадцать лет старше его, а Эмми Вольтер – всего на семь или восемь. Он скорчил гримасу, и его бывший начальник разразился громким хохотом.

Вольтеры пригласили на праздник гостей: супружескую пару, с которой они дружили – Руди и Эрику Шеер, – и Агнес Залер, подругу Эмми Вольтер, у которой два года тому назад умер муж. И хотя приглашения были сделаны задолго до того, как Гереон остался без жилья, и на самом деле не было никакого намерения познакомить Агнес и Рата, между ними возникло странное взаимное расположение. Правда, они не могли – или, скорее, не хотели – завязывать никаких отношений, так что предпочитали находиться в обществе двух пар. Несколько раз комиссар выходил из комнаты и пытался позвонить Шарли, но у нее, конечно, никто не брал трубку.

В воскресенье вечером трое мужчин вместе ужинали и выпивали в саду, а женщины уже давно лежали в постелях. Руди Шеер, приветливый, тихий мужчина лет пятидесяти, рассказывал о былых временах на стрельбище, где он, как и Бруно, преподавал навыки стрельбы будущим полицейским. Впервые Рат слышал что-то из тех времен, когда Вольтер получил кличку Парабеллум. Шеер еще и сегодня заведовал арсеналом на Алексе, а вот Бруно вообще не был связан с оружием. Гереон спросил его, как так вышло, что он перешел в полицию нравов.

– Ах, это был несчастный случай, – сказал Руди, но сразу замолчал, когда Вольтер бросил на него злой взгляд.

– Есть вещи, о которых лучше помалкивать, – сказал Дядя.

Потом они сменили тему и перешли к делу Кардакова. Рат рассказал о ходе расследования, в котором Бём ставил ему палки в колеса. Цёргибель опять передал дело старшему комиссару, который официально его никому и не отдавал. Тем не менее Гереон знал, что Кардакова они все еще не нашли. Как и графиню. Только двое мускулистых русских были арестованы в пятницу вечером и доставлены на Алекс, но уже в субботу их отпустили. То, что это были те самые русские, которых Рат хотел допросить тогда после полицейской облавы, он Вольтеру не сказал. Комиссар надеялся, что их выпустили на свободу по тем же причинам, что и за неделю до этого. Специальная обработка! Как только он об этом вспоминал, он опять начинал выходить из себя. Ему следовало бы еще тогда выжать из них все. В этом случае, возможно, полиция уже давно нашла бы Кардакова.

***

Почему двое русских на самом деле были отпущены на свободу, Рат узнал, когда во вторник утром опять сидел за своим письменным столом в «замке» и читал протоколы допросов. Фалин и Зеленский довольно правдоподобно заверяли, что не имеют с коммунистами ничего общего и уж тем более никак не связаны с объединением под названием «Красная крепость». О человеке по имени Алексей Кардаков они никогда ничего не слышали. Их показания заслуживали доверия еще и потому, что у них были документы, которые свидетельствовали о том, что они перед их бегством из революционной России были офицерами в «охранке» – царской тайной полиции. Так называемые коллеги. Может быть, именно поэтому их освободили из полицейской тюрьмы?

Гереон раздраженно смотрел на протоколы допросов. Он сам бы с удовольствием распек этих русских и при этом наверняка бы добился большего. Но Цёргибель этого не допустил, дело снова было передано Бёму – и точка!

Расследованием убийства Йенике сейчас занимался лично Геннат. Состав комиссии по расследованию убийства на Бюловплац существенно урезали. Хотя, возможно, слово «урезали» было не совсем верным, раз расследование возглавил Будда. Сам Геннат весил как минимум три центнера.

В общем, когда Рат через три дня вынужденной паузы снова оказался за своим письменным столом, он, собственно говоря, не знал, чем ему заняться. События пятницы перевернули с ног на голову весь порядок в инспекции А. Входило ли еще в его обязанности дело Йенике? Или ему надо было опять открыть досье Вильчека, к которому не лежало сердце и которое он предпочел бы закрыть сегодня, а не завтра, и поставить в ряд других «висяков»? Единственным, что Цёргибель недвусмысленно дал понять Рату, являлось то, что он не должен больше предпринимать никаких самостоятельных шагов в деле Кардакова и делать только то, что от него потребует Бём. Но тот ничего не требовал. Старший комиссар вообще ни разу не заговорил с Гереоном. Ни о погоде, ни тем более о ходе расследования.