Путешествие в Россию - Якоб Ульфельдт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
410
В силу близости монастыря к театру военных действий достоверным представляется и сообщение У. о круглосуточных молитвах о даровании победы в Ливонской войне. О значении Псково-Печерского монастыря говорит и тот факт, что он входил в число немногих монастырей, доставлявших царю “святую воду”, впервые жалованная “подорожная” монахам этого монастыря на проезд “к государю со святою водою в год двожды” была дана 30 сентября 1562 г., подтверждена же она была уже спустя несколько лет после посольства Ульфельдта, в сентябре 1585 г. (Каштанов С. М. Хронологический перечень... // АЕ за I960 год. № 824. С. 158).
411
Предместье (Пскова) — посад псковских летописей и ПСГ. Ко времени пребывания У. в России это могло быть и Полонище за пределами четвертой каменной стены, и Запсковье, и Завеличье, заселенные еще в XIV в. (Лабутина И. К. Историко-топографический комментарий к Псковской судной грамоте // Псковская судная грамота и российская правовая традиция: Труды межрегиональной научной конференции, посвященной 600-летнему юбилею Псковской судной грамоты. Псков. 27—28 октября 1997 г. Псков, 1997. С. 25; Харлашов Б. Н. Формирование посадов Пскова в XVI в. // Столичные и периферийные города Руси и России XI—XVIII вв. М., 1996. С. 116—118). Город— civitas. Трудно сказать, в каком смысле употребил это выражение У. Между тем в ПСГ и псковских летописях выражение “на городе” относилось, видимо, к Крому, то есть наиболее древней части Пскова на мысу между р. Великой и р. Псковой (Лабутина И. К. Историко-топографический комментарий к Псковской судной грамоте. С. 21, 25).
412
Наместник Пскова с титулом князя по разрядным книгам и материалам делопроизводства центральных приказов неизвестен. Воеводой же во Пскове был Иван Бутурлин, которого трудно идентифицировать с другими его тезками (ДАВ. Ч. 2. № 7, 14. I, II, V—XI, 24. С. 63, 71, 72, 76—82, 95). Дьяком при нем был Меньшой Башев (там же).
413
Запрещение послам выходить с подворья — обычное правило в Российском царстве, где послов рассматривали как потенциальных шпионов (Юзефович Л. А. Как в посольских обычаях ведется... М., 1988. С. 74—80).
414
Кроме рынков в предместье, на посаде, существовали “торжища”, обнаруженные археологами (Лабутина И. К. Историческая топография Пскова в XIV—XV вв. М., 1985. С. 92).
415
Ульфельдт употребляет здесь слово, обозначающее римскую меру объема. — В. В. Р.
416
Соответствие модия реальным русским мерам по сообщению У. установить нельзя. — В. В. Р.
417
Пиво и мед, согласно “Стоглаву”, причислялись к “хмельному питию” (Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. М., 2000. С. 329). Пиво— один из популярнейших напитков Средневековья. Фенне в свой словарь-разговорник записал в 1607 г. бытовую ситуацию: “Дай дух [возможна описка: "друх", хотя у него чаще употребляется существительное— "дружка") пива спить, горло у меня пересохло” (Toenmes Fenne's. Manual. V. II. F. 250, 3). В раннее Средневековье оно, как правило, в значительной степени было привозным, хотя пиво варили и на Руси, в особенности во время семи великих церковных праздников (Хорошкевич А. Л. “Незваный гость” на праздниках средневековой Руси // Феодализм в России: Сб. статей и воспоминаний, посвященный памяти академика Л. В. Черепнина. М., 1987. С. 189—191). Местное пиво, будучи одним из тех напитков, употребление которых на Руси зафиксировано летописными памятниками, в раннее средневековье по сортам не различалось (Малкова О. В. Пиво // Сл. РЯ XI—XVII вв. Вып. 17. М., 1989. С. 44), как, впрочем, и импортное, постоянно ввозившееся через северо-западные русские города. Иностранцам торговля им в розлив, правда, запрещалась, но угощать им разрешалось: в словаре-разговорнике Фенне читаем приглашение: “Поди к (в подлинной рукописи — с) нам, у нас есть добро сливал[о]е пиво по твоем (!) обычаю” (Toennies Fenne's. Manual. V. II. F. 246, 1). Зато не был ограничен ввоз пивных кружек. Одна из них — второй половины XVI в. была обнаружена во Пскове при раскопках. Эта пивная кружка из каменной массы (Steinzeug), покрытая соляной глазурью из г. Ререна, воспроизводившей гравюру Ганса Ребальта Бехайма (1500—1550). См. подробнее: Иванова Г. Н. Рейнская керамика в Пскове // Советская археология. 1975. № 4. С. 274—276.
418
Речь идет не просто о меде, но о медовом хмельном пряном напитке, иногда ставленном (если его парят в закрытом сосуде) и (с добавлением ягод) — соответственно малиновом, вишневом и т. д., позднее известном под названием “медовины” — вареного, питейного меда, — или “медовухи” (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. II. М., 1985. С. 312—313). “Меды сытили” к различным светским и церковным праздникам, когда на Руси и в России и разрешалось вообще употребление подобных напитков (см. выше. комм. 105). Известно несколько сортов меда: кислый, пресный (Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949. № 336. С. 323), яблочный и какой-то загадочный “med szunszkoe”, который в словаре Тенниса Фенне переведен как “sundesche med”, т. е. зундский” (Toennies Fenne's. Manual. V. II. P. 84). Ошибка составителя или переписчика (1607 г.) словаря-разговорника обнаруживает умолчание датчанина Ульфельдта о меде с его собственной родины. Впрочем, нельзя быть уверенным в критике переводчика. Еще в XV в. в Прибалтику ввозился мед из Мекленбурга, Померании и даже Любека (Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV—XV вв. М., 1963. С. 325). Не исключено, что термин словаря Тенниса Фенне восходит именно к этим временам, хотя в XVI в., судя по контексту записок Ульфельдта, в России преобладали местные сорта. Использовались различные ягодные меды: вишневый, малиновый, черемуховый. Однако послам 1589 г., как и их предшественникам 1562 г., на официальных приемах приходилось, видимо, пить “княжой” и “боярский” меды (Малкова О. В. Мед // Сл. РЯ XI—XVII вв. Вып. 9. М., 1982. С. 54; КА. С. 54).
419
Транспортные махинации приставов легко объясняются обстоятельствами, в