Империя боли. Тайная история династии Саклеров - Патрик Радден Киф

заплатив 15 миллионов долларов за пятиэтажный таунхаус в стиле бохо на Семьдесят пятой улице, недалеко от парка, в нескольких минутах ходьбы от крыла Саклера в Метрополитен-музее.

Убежище на острове Теркс и Кайкос было наконец готово к заселению примерно в то время, когда компания Purdue окончательно признала свою вину в Вирджинии. Если этот прискорбный эпизод вызвал у Мортимера излишнее беспокойство, то Аманьяра стала отличным бальзамом. К этому времени у них с Жаклин уже было двое сыновей. После нескольких часов полета на самолете из Нью-Йорка Range Rover, укомплектованный ароматизированными влажными полотенцами, чтобы освежить их после перелета, забирал семью и переправлял на курорт, полный дзенских пейзажей и зарослей растительности и примыкающий к обширному природному заповеднику. Название Amanyara должно навевать мысли о месте покоя и нирваны, а архитектура курорта, состоящая из павильонов в стиле пагод, вдохновленных азиатскими мотивами, успокаивала. Здесь не было ни громкой музыки, ни гидроциклов, ни круизных лайнеров. Ни одного шумного, невзрачного пакетного туриста, который осквернил более доступные для потребителей части Карибского бассейна. Вместо этого Amanyara предлагала чистое уединение и спокойствие. Вилла Саклера была скорее комплексом, состоящим из нескольких зданий и частного бассейна. Дизайн был скромным, но элегантным, с ручной резьбой по камню из Индонезии, шелком из Таиланда и большим количеством тикового дерева (на каждой вилле использовались материалы, доставленные на Теркс и Кайкос из тридцати девяти разных стран). У Саклеров был свой личный шеф-повар, который дежурил двадцать четыре часа в сутки, и целая компания "дворецких" и прочего обслуживающего персонала, который парил и проносился, готовил и убирал, как придворные в Версале. Соотношение персонала и посетителей в Amanyara было примерно пять к одному.

В отеле есть помещения, посвященные здоровью и благополучию, со спа-процедурами и высококлассными инструкторами по йоге и пилатесу, которых привозили из Соединенных Штатов. Такие удобства были полезны для Мортимера, у которого с возрастом появились боли в спине. В отличие от опального адвоката Говарда Уделла, который принимал оксиконтин, Мортимер не стал пользоваться семейным препаратом. Вместо этого он прибег к массажу, акупунктуре и другим альтернативным средствам. По словам инструктора по йоге, которого семья неоднократно привозила в Аманьяру, во время одного из визитов на виллу боли в спине у Мортимера были настолько сильными, что Жаклин (имевшая репутацию грозного распорядителя) приказала нескольким дворецким сопровождать Мортимера, когда он ковылял, подпирая его как "человеческие костыли".

На другом курорте это могло бы показаться чем-то из ряда вон выходящим. Но Amanyara был привержен идее, что для состоятельного клиента обслуживание должно быть концепцией, не имеющей практических ограничений. В соответствии с азиатской тематикой курорта, персонал по большей части не был набран из местного населения или с близлежащих островов, если уж на то пошло. Вместо этого почти половина сотрудников были филиппинцами. Если песок на пляже становился слишком горячим под полуденным солнцем, сотрудники сбрызгивали его водой, чтобы гости могли прогуливаться там, где им хочется, не боясь обжечь ноги. Гаити находилось всего в паре сотен миль по воде, и время от времени мигранты, отчаянно пытавшиеся бежать из этой страны, садились на хлипкие суденышки и плыли в направлении Турков. Время от времени на берег выбрасывало мертвое тело - какую-нибудь несчастную душу, не пережившую плавание, ее мечты погасли, а легкие наполнились морской водой. Но служащие были специально проинструктированы на этот случай, и если за ночь на берег выносило труп, весь персонал мобилизовывался, чтобы успеть убрать с пляжа все следы до того, как гости поднимутся на следующее утро.

Уже стало клише замечать, что в любой семейной династии, в которой создается огромное богатство, второе поколение часто оказывается менее впечатляющим, чем первое. Но именно эта мысль часто поражала тех, кому доводилось общаться с молодым Мортимером Саклером в светской или профессиональной среде. По мере того как Мортимер становился старше, его линия волос редела, а подбородок смягчался. В его глазах появился нервный блеск, а когда они с Жаклин выходили в город на благотворительный аукцион или другие светские мероприятия, что случалось нередко, он расплывался в неловкой улыбке, как третьеклассник, которого попросили попозировать для классной фотографии. По семейной традиции он щедро жертвовал, войдя в совет директоров Музея Гуггенхайма и сделав подарки другим известным культурным учреждениям. Жаклин стала начинающей светской хозяйкой , "патроном" зимних танцев Американского музея естественной истории, наряду с другими молодыми светскими львицами, такими как Иванка Трамп.

Она шла мимо лампочек в платье Yves Saint Laurent без бретелек с принтом арлекина на гала-концерт Совета молодых коллекционеров в Гуггенхайме, где главный зал был украшен тысячей длинноцветковых роз и полдюжиной механических быков в натуральную величину. ( "Механические быки просто фантастические", - восторгалась Жаклин.) А рядом с ней на одном и том же приеме был Мортимер, выглядевший ухоженным и пустоглазым, как тот хорошо одетый молодой человек, которого, кажется, не беспокоит возможность того, что его единственным настоящим отличием в жизни могут быть деньги.

"Мортимер - это как версия самого себя в телевизионном персонаже", - заметил один из бывших сотрудников Purdue, имевший с ним дело. "Он сын миллиардера". Он присоединился к семейному бизнесу и стал вице-президентом вместе с Кате ( "Хотя у нас разные матери, - сказала однажды Кате, - он мой брат"), и они вдвоем отстаивали интересы A side, как называлось крыло Мортимера Саклера, в то время как Ричард и его брат Джонатан (который также занимал пост вице-президента) отстаивали интересы крыла Реймонда, B side. Мортимер был моложе своего кузена Ричарда более чем на два десятилетия, однако он не был врачом. Он был очень вовлечен в работу компании, но Purdue, возможно, не была для него столь фундаментальным фактором, каким она всегда была для Ричарда. У Мортимера были другие инвестиции, другие проекты, и он гораздо активнее, чем Ричард, участвовал в филантропических акциях. Он также, похоже, понимал, что негативные заголовки, связанные с оксиконтином, могут наложить определенный отпечаток на душную социальную экосистему, в которой жили он и Жаклин, поэтому в разговорах он старался не зацикливаться на Purdue. В Верхнем Ист-Сайде его друзья шептались между собой о гнусном происхождении семейного богатства. Как сказал один человек, близко знавший Мортимера, "я думаю, что в большинстве случаев он просто говорит: "Вау, мы действительно богаты. Это чертовски круто. Я не хочу особо задумываться о другой стороне вещей". "

Временами Мортимер выражал желание вообще выйти из фармацевтического бизнеса. "Фармацевтическая отрасль стала слишком волатильной и рискованной, чтобы семья могла держать в ней 95 % своего состояния",