Шафрановые врата - Линда Холман

Мы остановились в предместье Марракеша; Ажулай сходил к прилавку и вернулся с корзиной, в которой были четыре живые курицы. Он поставил корзину в заднюю часть грузовика, которая была отделена от кабины брезентом. Куры громко кудахтали.

Выехав из Марракеша, мы свернули с главной дороги на писту, и я спросила Ажулая, как долго нам добираться до его дома.

— Пять часов, если не возникнет никаких проблем, — ответил он приглушенно, так как его рот прикрывал край чалмы. — Мы едем на юго-восток, в долину Оурика. Это меньше семидесяти километров от Марракеша, но по пистам ездить очень трудно.

Я наблюдала за ним некоторое время. Это было великолепно: Синий Человек из Сахары за рулем трясущегося грузовика, а не ведущий верблюда.

— Моя семья живет в маленьком селении.

День был сине-красно-белым: небо над головой чистое и большое, земля вокруг нас характерного красного цвета, а вдали возвышались снежные вершины.

Ажулай освободил рот и запел арабскую песню; у него был низкий и глубокий голос, а Баду хлопал в ладоши в такт, подпевая припев.

Что подумал бы обо мне Этьен, увидев меня сейчас? Я больше не была той женщиной, которую он знал в Олбани.

Однако же и он не был тем человеком, каким я его представляла.

Я не хотела думать об Этьене и стала хлопать в ладоши вместе с Баду. Трясясь в грузовике по ухабистой дороге, я должна была ощущать себя совсем незначительной посреди этих просторов. И тем не менее я не чувствовала себя такой; величие неба вызывало во мне противоположные чувства.

Писты были, как и говорил Ажулай, трудными, даже более разбитыми, чем те, по которым мы ехали с Мустафой и Азизом. Здесь встречались крутые повороты и каменистые участки, поскольку были близко предгорья Атласа. Нам приходилось проезжать между ослами, лошадьми и верблюдами. Временами машина так подпрыгивала и раскачивалась, что Баду бросало то на меня, то на Ажулая. Иногда он смеялся, когда колесо попадало на особенно большой камень и его подбрасывало вверх.

Примерно через три часа мы остановились возле высоких пушистых деревьев. Здесь был небольшой источник, который пробивался из-под камней. Мужчина и женщина — берберы, потому что ее лицо не было закрыто, — склонившись к воде, наполняли бурдюки.

Два осла с набитыми соломой корзинами на спинах нетерпеливо переступали короткими сильными ногами и кричали, пока их не привели к источнику и не дали напиться.

Трое маленьких детей — девочка и два мальчика, один только начал ходить — плескались в воде, смеясь. Посмотрев на Баду, я увидела, что он наблюдает за ними. Я оставила свои хик и покрывало в грузовике.

Я взяла Баду за руку, и мы пошли к источнику. Наклонившись, я стала пить из пригоршни воду, и Баду сделал то же самое. Затем я провела влажной рукой по его лицу — на нем была пыль. Я заметила, что Ажулай уходит. Он поднялся на небольшое возвышение и скрылся за ним. Баду и я сели возле воды. Я достала из своей плетеной сумки лепешки, сыр и орехи, и пока мы ели, Баду внимательно наблюдал за детьми.

Вдруг один из них, старший мальчик, примерно такого же возраста, что и Баду, подбежал к нам и заговорил с Баду на арабском языке. Баду покачал головой. Мальчик побежал к ослам, сунул руку в одну из корзин и вытащил оттуда апельсин. Снова подойдя к нам, он сел перед ним на корточки и стал чистить апельсин. Закончив чистить, мальчик разломил его пополам и протянул половинку Баду.

Баду посмотрел на апельсин, потом на меня.

— Бери, Баду, — сказала я, и он взял его из грязных рук мальчика. — Поблагодари его.

Баду что-то прошептал. Я дала Баду целую горсть орехов, указывая на мальчика. Баду отдал их ему, и мальчик запихнул их все сразу себе в рот, а затем что-то сказал, брызгая слюной; Баду покачал головой, и мальчик побежал к брату и сестре.

— Ты не хочешь поиграть с ними? — спросила я, зная, что именно это предложил ему мальчик, но Баду снова покачал головой.

Он не ел апельсин, а сжал его в кулаке. Сок вытекал между его пальцами.

Дети подбирали камни, высоко подбрасывали их и наблюдали, как они падают в воду, поднимая брызги. Баду стал отделять дольки апельсина и съедал их одну за другой, а затем поднял камень, лежавший у его ног. И тогда, подражая детям, он подбросил камень высоко вверх и смотрел, как тот падает в воду. Он сделал это снова, подойдя ближе к детям. Мое сердце забилось быстрее; мне так хотелось, чтобы Баду не боялся детей, а поиграл с ними. Это было так естественно.

Через время он зашел по колено в воду и, стоя рядом с другими детьми, подбрасывал камешки.

Я поднялась, довольная, и побрела вдоль ручья, наклоняясь и подбирая круглые мокрые камешки, которые сверкали на солнце. Я оглянулась на Баду и увидела, что он все еще стоит в воде, но теперь наблюдает за самым маленьким ребенком. Тот отошел от своих брата и сестры и ходил вслед за матерью, хватаясь за край ее одеяния, когда она приближалась к нему. Интересно, куда ушел Ажулай?

Баду продолжил играть с детьми. Через некоторое время мать позвала детей, они вышли из воды и пошли туда, где она разложила еду.

Баду поискал меня взглядом и начал брызгаться у берега ручья, улыбаясь и толкая языком свой зуб, расшатывая его еще сильнее. Когда он остановился передо мной, я наклонилась и обняла его; я почувствовала гордость за Баду, за его смелый поступок. От него пахло апельсином.

— Помоги мне найти красивые камешки, — попросила я его, но он не стал искать.

Вместо этого, когда я медленно двинулась вдоль берега ручья, он шел позади меня, ухватившись рукой за мой кафтан.

Баду и я сели в тени под деревьями. Семейство закончило есть, мужчина лег на спину и заснул на солнце. Мать села, прислонившись спиной к дереву, прижимая к груди самого маленького ребенка; тот заснул, положив голову на ее плечо. Двое других детей сели, скрестив ноги, лицом друг к другу и свалили в кучу все камешки. Ослы паслись, жуя жесткую траву, растущую вокруг больших камней. Тишину нарушало лишь журчание ручья, шелест потревоженных легким ветерком тонких длинных листьев на деревьях и скрежет зубов осла.

Баду лег и положил голову мне на колени; я заметила, что его длинные ресницы отбросили тень на щеки, когда он закрыл глаза.

Так мы просидели, пока не пришел Ажулай.

— Он спит, — сказала я тихо; моя рука лежала на голове Баду. — Хочешь перекусить?

Он покачал головой.

— Мы должны продолжить путь, чтобы приехать не слишком поздно, — сказал он, глядя на небо.

Он казался слегка расстроенным. Подойдя к источнику, он брызнул водой на лицо и шею, а затем набрал полные пригоршни и смочил волосы. Его густые волосы засверкали сине-черным цветом на солнце, маленькие капли дрожали на них. А потом он сел позади нас.

— Ты спрашивала, пойдет ли Баду в школу, — сказал он, глядя на мальчика. — Но это невозможно.