В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг весной 1992 Ричард Хатчинсон присылает письмо, что он остро нуждается в помощи для осуществления совместного с фирмой Эббот проекта по идентификации генов биосинтеза антибиотика рапамицина. С этой целью необходимо было осуществить введение в штамм изолированной ДНК для получения мутаций в генах биосинтеза этого антибиотика. Все их попытки введения в штамм ДНК с помощью трансформации или конъюгации оказались неудачными, и Хатч (все сотрудники его лаборатории так его кратко называли в глаза) вспомнил о возможности использования для этих целей фагового вектора. Я сразу послала ему ответ электронной почтой (тогда на весь наш институт был только один электронный адрес), что я согласна принять участие в этом проекте.
Через некоторое время Р. Хатчинсон ответил, что для подписания со мной контракта требуется довольно длительная работа адвокатов. Получив это известие, уже вспоминая свой предыдущий опыт с фирмой Ледерле, решила, что и это предложение не осуществится. В нашем институте начались финансовые трудности, и хотя мы продолжали напряженно работать, чувствовалось, что из-за нехватки реактивов и оборудования работать на современном уровне не удаётся. Я даже начинала подумывать о том, не уйти ли мне в консультанты. Лёня в своем академическом институте, занимаясь в то время, главным образом, административной работой, оценивал свое будущее в институте как относительно стабильное. Первой нашу лабораторию покинула О. А. Клочкова, уехав в Америку вслед за мужем Лёней Якубовым. Все годы жизни в Америке наши пути с Олей и Лёней пересекались. Сейчас мы живем в Калифорнии совсем недалеко друг от друга. Оля состоялась в Америке, как очень успешно работающая в фармацевтической фирме. Геннадий Сезонов тоже стал усиленно искать работу в Европе или в Америке, я пыталась ему помочь. Сначала были какие-то возможности в Германии, и он стал учить немецкий, потом в Америке, переключился на английский и, наконец, нашел работу во Франции и так до сих пор там и работает. Длительное время преподавал в Сорбонне, сейчас тоже уже давно работает в институте Пастера. Встретились мы с ним в Париже в 2001 году и до сих пор переписываемся. Он опубликовал книгу «Биология и генетика Escherichia coli», к моему сожалению, на французском языке, так что пришлось удовлетворяться хорошими иллюстрациями. В начале книги прочла не без удовольствия его благодарность в мой адрес.
Во второй половине 1992 года я планировала участвовать в конференции Американского микробиологического общества (ASM), которая должна была состояться в г. Блюмингтоне, штат Индиана, а после конференции навестить Олю и Анечку. В то время Оля уже работала в Калифорнийском Университете в Лос-Анджелесе, куда её пригласил к себе в большую лабораторию А. Варшавский. Все трое (Оля, Аня и Юра) пересекли Америку за 10 дней на машине с остановками, главным образом, у друзей, не забывая об американских достопримечательностях. Все-таки Лос-Анджелес был ближе к Сан-Франциско, где продолжал работать Юра. Он покрывал это расстояние часов за шесть, часто превышая скорость, и один раз поплатился за это значительным штрафом. Перед поездкой я договорилась с Чейтеном Косла (с ним я познакомилась в Норидже в 1991 году) о семинаре в Стэнфордском университете, где он был профессором. Кроме того, наметились контакты с фирмой Экзоген (Exogene). Фирма хотела купить у нас продуцент хлортетрациклина. Территориально она была расположена на той же очень длинной улице, на которой в Пасадине (пригород Лос-Анджелеса) жили теперь Оля и Аня. Аня ездила по этой полной машин магистрали в школу на велосипеде. И вдруг в самом конце августа или в начале сентября Р. Хатчинсон присылает мне все необходимые документы для поездки и работы в его лаборатории. Контракт рассчитан на один год, и начало работы намечено на 1-ое Октября. Да, недооценили мы Хатча по началу! До поездки остаётся на все про все один месяц. И мы решаемся ехать. Для меня это продолжение работы, которой я занималась всю жизнь и на уровне, который я в последнее время мечтала освоить. Делать все от начала до конца собственными руками. В то же время это было довольно рискованно, несмотря на то, что я хорошо знала объект и всегда очень внимательно планировала и анализировала полученные результаты. Конечно, решение ехать очень трудно далось Лёне. Он занимал высокую должность в институте общей генетики РАН, был избран коллективом института членом общего собрания академии наук с правом голосования, координировал работу большого числа теперь уже общероссийских научных программ. И надо было это все бросить и ехать в Америку в качестве сопровождающего лица в полной неизвестности в отношении возможности найти там работу. Но все-таки он решился ехать, и мы стали лихорадочно собираться, сжигая за собой мосты, но не прерывая работу в институтах. Мне разрешили взять с собой все необходимые для начала работы актинофаги и актиномицеты, которые, конечно, нам в дальнейшем очень пригодились.
Вылетели из Москвы в Чикаго 9 октября 1992 года. Опекали нас там Олины друзья Андрей Гудков, Оля Покровская и Сережа Миркин. Наши два чемодана, в которые уместилось совсем немногое от нашей прошлой жизни, остались у Оли Покровской. Потом, уже в Мэдисон их нам привезли Оля и Лёня Якубовы. Лёня сразу улетел на пару месяцев к Оле в Лос-Анджелес, а я, не зная, что надо было делать пересадку на другой автобус и, потеряв несколько часов, с трудом добралась до Блюмингтона. После конференции, прилетев в Лос-Анджелес, я неделю провела в лаборатории А. Варшавского с его разрешения, где Оля быстро стала обучать меня азам методов клонирования у E.coli — главного объекта микробной генетики. Это был практически весь мой экспериментальный багаж, с которым я должна была начать новую жизнь. К чему я