Дар берегини. Последняя заря - Елизавета Дворецкая

– Муж и господин мой, Ингер сын Хрорика, – начала Прекраса, но услышали ее только сидящие совсем близко: она говорила негромко, обращаясь только к одному из тысячи человек на этом поле. – Был ты для меня ясным соколом, светлым месяцем, красным солнцем. Говорили иные, что род мой не так хорош, чтобы быть достойной тебя, но верность моя не уступит ни одной из тех, кто знатнее. Без тебя ни радости, ни печали я более не ведала, а ведала одну заботу: отомстить за твою кровь, восстановить твою честь, защитить наследие нашего сына. За кровь твою я долг с убийц взыскала многократно, удачу земле твоей возвратила. Боги принимают тебя с честью в палатах своих, и в памяти людской слава твоя возрастет стократно. Я исполнила свой долг и без боязни иду к тебе. Воедино наши нити свили Прядущие у Воды, и Маре самой расплести их не под силу. Прими же меня, жену твою верную.

Она отпила из чаши, выплеснула остаток в яму, на дубовую колоду. Бросила туда же чашу. Потом обернулась и взглянула на Свенгельда, сидевшего в трех шагах от ямы.

Она ничего не сказала, но воевода быстрым упругим движением поднялся. Шагнул к Прекрасе и встал позади нее, почти вплотную, будто собирался обнять. Но вместо этого, под взорами у сотен изумленных зрителей, он положил левую ладонь на лицо Прекрасы, прикрыв ей глаза и отклоняя ее голову назад, так что она уперлась затылком ему в плечо. Опытным оружникам это странное объятие над могилой напомнило кое-что, но даже они не успели сообразить, как в правой руке Свена сверкнул длинный ударный нож, обычно носимый на поясе. Быстрым и точным движением Свен слева направо резанул по горлу Прекрасы.

Ярко-алая струя крови выплеснулась из рассеченной гривной жилы[38] и залила его руки. Однако Свен не отстранился, а, обхватив женщину, осторожно опустил наземь.

К этому времени все на поле, кто был не пьян до бесчувствия, уже стояли на ногах и тянули шеи; топча остатки еды и посуду, толпа сдвинулась к яме и уплотнилась до того, что раздались крики ушибленных. Шум этот заглушил последний хрип и бульканье кровавого потока, но вот все прекратилось, тело замерло. Белая одежда княгини от горла до ног была залита кровью, кровь растеклась по земле возле тела, капала в яму и сползала по бревенчатым стенам на пол.

– Княгиня пожелала последовать за мужем! – громко объявил Свенгельд. С его опущенных рук капала кровь, рукава были так густо залиты ею, будто он по локоть макнул их в чан с кровью. – Теперь она соединилась с ним и вечно будет подавать ему чашу в Палатах Павших.

Его немного коробила эта мысль – Прекраса, низкородная дочь перевозчика, русалка – и в Валгалле, куда, уж конечно, Один с радостью впустит Ингера, знатного мужа, с честью павшего в неравном бою. Но и сам Свен не мог не признать: пусть Прекраса родилась не в княжеском доме, ушла она из земной жизни, как истинная валькирия на крыльях пламени и крови.

Последняя заря Ельги Прекрасной отгорела, усталое солнце кануло в море тьмы…

* * *

– Выходит, она заранее с тобой уговорилась? – спросила Ельга. – И ты, выходит, знал…

Это открытие неприятно поразило ее. Отправляясь из Киева с войском и Прекрасой, Свен уже знал, что ему предстоит? Что вдова Ингера не вернется назад? Брат вдруг предстал перед Ельгой кем-то иным, наделенным божественным правом решать судьбы и предвидеть будущее; в его грубоватом лице, так хорошо ей знакомом, проглянул сам Велес… Сам Один, который многое знает, но открывает смертным далеко не все.

– Да, – Свен кивнул, глядя мимо сестры. – Еще здесь, в Киеве, перед походом. Пока обговаривали вашу свадьбу и все прочее. Она взяла с меня слово помочь ей… сойти в его могилу. Я не хотел к этому руку прикладывать, но она сказала, если уж я отправил на тот свет мужа, то почему не хочу помочь жене? Сказала, неужели я все эти восемь лет не мечтал перерезать ей горло? Сказала, что сама однажды пыталась скормить меня навьям, но не знала, что́ меня защищает…

– Но почему ей понадобился именно ты?

Несмотря на эти доводы, выбор казался странным и внушал, задним числом, смутное опасение.

– Я ее спросил. Почему не кто-то из ее людей. Она засмеялась. Сказала, да знай Кольша или Радила, что она затеяла, разве они отпустят ее на тот свет? Они же думают, что она будет править от имени мальца, а они – управлять ею. Я бы на месте Кольши ни за что не дал ей уйти и оставить всю власть в наших руках.

Ельга с трудом собирала мысли в кучу. Не раз уже, еще с тех пор как ее сватали за Ратислава, она недоумевала, почему Прекраса так стремится слепить для Святки «запасную» родительскую пару. Обещала уступить им с Асмундом старую Ельгову избу, а сама сулила перебраться в «жилье поменьше»… Теперь ясно, что за жилье княгиня себе наметила – двенадцать шагов на двенадцать, в три локтя глубиной, без окон и дверей.

Место княгини вновь свободно! Только сейчас до Ельги дошло, что означает смерть Прекрасы. Те два пришельца, что явились в Киев восемь лет назад и разбили их со Свеном надежды, ушли один за другим. Без вдовы единственным законным наследником Ингера остался малый ребенок, и его кормилец получает в руки всю власть, без разделения. Брак с ней, дочерью Ельга, сделает Святкиного кормильца почти равным любому признанному владыке. А священная чаша опять ждет прежнюю хозяйку…

– Кольберн ведь до последнего надеялся сам к ней посвататься через год-другой, – грустно улыбнулся Асмунд. – Намекал, что она его немало обнадежила. Я сам ему сказал: став воспитателем Святки, он поставил бы себя ниже нее, но она не позволила, так что, возможно, приготовила для него участь получше.

– Кольберн не поверит, что она сама этого хотела! – с испугом воскликнула Ельга. – Свен, он попытается тебя обвинить в убийстве!

– Да как день ясен! Но ты же меня за дурака не держи! У меня послухи есть, что она сама хотела.

– Послухи?

– Вячемир и дядька Ворон. Я с ними к ней пришел, она им подтвердила. Они люди старые, почтенные, не солгут. Пусть Кольша с Радилой у них спросят. Без послухов я б не взялся, пусть бы сама как хочет…

Ельга молчала, но не верила, что на этом все завершится. Уж слишком страшный конец вышел у этого сказания, слишком много всякой перепутанной вины, явной, тайной и полутайной. Напоследок Прекраса сумела уязвить своего врага почти насмерть – и через много лет людям будут мерещиться на его руках и одежде алые пятна ее крови.

– Все равно тебя будут винить… – тихо сказала Ельга. – И хорошо, что ты на Волхов поедешь. Лет через десять, когда те двое умрут, Святка подрастет… Найдутся люди, надуют ему в уши, что его мать погибла от твоей руки, а что она сама так решила, это, дескать, ты придумал.

В глазах Асмунда Ельга видела понимание. Пока Святка мал, он полностью в их воле. Но уже через десять лет никто не запретит ему слушать и верить кому угодно. И непременно найдутся охотники любыми средствами вырвать юного правителя из-под власти его признанных опекунов, чтобы занять их место.