Любовь до гроба - Анна Орлова

— Вы просто легкомысленная особа! — ядовито усмехнулась госпожа Рельская, улучив момент, когда Ярослав все же вынужден был оставить Софию без присмотра. Конечно, в гостиной оставалась и Елизавета, но дочери дама не стеснялась совершенно. — Уверена, что и до этого, прости Фрейя, дракона, у вас было немало интрижек. А бедный господин Чернов ни о чем даже не подозревал!

— Глупости! — отрезала София безразлично. — Я никогда даже в мыслях не позволила бы себе изменить мужу. Кроме того, разве нашим дорогим соседям не стало бы об этом известно в кратчайшие сроки? Тем более, я совершенно уверена что господин Рельский самолично за мной присматривал.

Елизавета умоляюще смотрела на мать, не пытаясь вмешиваться, поскольку была научена горьким опытом. В пылу разговора ни одна из них не заметила возращения хозяина дома, который остановился на пороге.

— Сударыня, — проговорил господин Рельский спокойно, но от его безразличного голоса матушка испуганно примолкла на полуслове. — Это мой дом и мое состояние. Так что если вы намерены в дальнейшем оскорблять мою жену, вам будет лучше уехать. Не беспокойтесь, я положу вам щедрое содержание.

Госпожа Рельская достаточно знала сына, чтобы более не чинить препон его браку, хотя, разумеется, это не добавило ей любви к будущей дочери. Но теперь она не осмеливалась демонстрировать свое пренебрежение, лишь некоторая холодность, с которой она принимала госпожу Чернову, выражала ее недовольство…

Так что в жизни Софии все постепенно наладилось, она даже вновь стала гадать, пусть это и потребовало поначалу немалых душевных усилий. Окрестные жители вдруг дружно озаботились предсказаниями своей будущности и толпой повалили к гадалке. Надо думать, что им хотелось взглянуть на скандальную особу, которая столь успешно обелила свое изрядно потрепанное имя и даже окрутила самого завидного холостяка в округе. Молодая женщина делала вид, что ее нисколько не беспокоило это жадное любопытство, тем более, что открыто третировать невесту господина Рельского никто не рисковал.

Процесс над господином Реинссоном наделал шуму и снял всякие подозрения с госпожи Черновой. Как и предсказывал мировой судья, присяжные вынесли оправдательный вердикт, и осунувшийся от переживаний невольный убийца был освобожден из-под стражи. Вскоре последовала его тихая свадьба с барышней Ларгуссон. Невеста светилась от счастья, жених нежно сжимал ее руку и смотрел на нее так, будто боялся, что она передумает и исчезнет. Словом, все сложилось к лучшему, и София от души порадовалась за молодоженов…

И только бессонница терзала ее по-прежнему. Стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором возникал дракон, и молодая женщина вскакивала с криком. Микстура, прописанная аптекарем, и даже руны, которые она от отчаяния рисовала на ладонях, помогали мало, позволяли поспать не долее нескольких часов. Но она не жаловалась, терпеливо ожидая, когда рана хоть немного затянется, и твердила про себя, что со временем станет легче…

Память — это пытка сильных. Раз за разом перебирать минувшие события, со всех сторон их обдумывать, пытаясь что-то переделать в прошлом, вычеркнуть старые ошибки и переписать жизнь набело. Тщетно.

У нее вошло в привычку бессонными ночами устраиваться в кресле у окна и смотреть в беспроглядную темень, освещенную лишь сиянием звезд и серебристым светом юноши Мани. Она крутила в руках давешние амулеты, подаренные Ферлай и старой шувихани, и думала, думала, думала…

Постепенно месяц возмужал, заматерел, потом стал седеть, затем умер. Снова народился и умер, и опять… А боль в груди Софии пошла на убыль…

Дни проходили за днями, недели складывались в бесконечную череду, и жизнь драконьей Семьи вошла в обычную колею, и в семействе Шеранна также. Волнения встречи и торопливый пересказ новостей сменились домашними заботами и огорчениями. То разговор с учителем сына о плохих отметках юного шалопая, то обвал в дальней пещере, то еще какие-то мелкие неприятности.

Будто пойманные мелкие зверьки, дни хрустели на зубах, но не насыщали.

Как это обычно бывает, небольшие досадные события выводили из себя, заставляли вспыльчивого дракона без нужды горячиться. Теперь все было так, как он мечтал, когда прозябал в мире людей, и казалось, не на что жаловаться. Шеранн тосковал, ничего не в силах поделать с этой глухой хандрой, и оттого бесился. Прежнее размеренное существование бесило его несказанно, Шеранну было невыносимо скучно и то и дело накатывала ностальгия.

Дошло до того, что Шайрина устроила скандал, заявив, что не узнает мужа, и что если уж ему так дороги люди, о которых он так часто рассуждает, то пусть с ними и живет.

С этими словами она забрала детей, хорошенько стукнула камнем, который прикрывал вход в пещеру, и отбыла к родителям.

Шеранн не бросился за нею, как это бывало обычно, а потерянно осел на каменный пол, ошеломленный запальчивыми словами жены.

Последние недели он плохо спал, а сновидения были полны не морем, как это всегда бывало раньше. Ему виделась София, и оттого по утрам он бывал особенно мрачен и неразговорчив. Как ни странно, гадалка ни в чем его не упрекала и не винила. Она молча сидела в саду, и даже не отворачивалась, когда дракон, словно побитая собака, укладывался на скамейке подле нее и клал голову на ее колени. София гладила его волосы, как любила делать раньше, и отрешенно смотрела куда-то вдаль…

Эти сны заканчивались одинаково: появлялся Рельский и уводил ее в дом, и отчего-то Шеранн никак не мог этому помешать, хотя отчаянно пытался…

И пусть все хорошо, пусть он среди родных, пусть ровным счетом ничего не случилось… Такие доводы не помогали. Он все время хотел спать, то и дело проваливаясь в спасительный омут забытья, а в реальности мысли двигались медленно и лениво.

В каком-то жарком мареве прошло еще несколько дней (или недель?), тягучих и липких, и он ощущал себя мухой в вязкой массе минут. Такую тоску люди называли депрессией, и раньше Шеранн полагал недостойным, невозможным для дракона подобное состояние. Теперь ему было все равно. Он тосковал с той же яростной самоотдачей, с которой раньше предавался радостям жизни.

Ему ничего не хотелось, даже жить. И теперь это было совсем не страшно.

Странную отрешенность прервал лишь визит дяди. Окинув взором разбросанные по пещере вещи и неподвижно сидящего на полу племянника, Шайдирр крякнул, стремительно подошел к Шеранну, ухватив за плечо, поднял и сильно тряхнул, так, что зубы лязгнули.

— Ты что с собой сделал? Совсем не в себе? Где Шайрина?

Младший мазнул по нему взглядом, молча пожал плечами и отвернулся.

— Понятно, — протянул Защитник. Задумчиво прикусил губу, достал из кармана письмо (оба дракона были в человеческих ипостасях) и коротко велел: — Прочти.

Шеранн апатично взял протянутый лист и принялся читать, с первого взгляда узнав заковыристую подпись Ярослава.

"Милостивый сударь Защитник, — говорилось там, — после всего произошедшего я намеревался порвать с Вами всякое сообщение, однако, поразмыслив, решил все же написать.