Русь меж двух огней – против Батыя и "псов-рыцарей" - Михаил Елисеев

* * *

А затем загрохотали монгольские осадные машины, и штурм Киева начался — огромные глыбы и каменные ядра полетели в город, с грохотом ударялись о городские стены и скатывались по склону вала в ров. Целыми днями работали вражеские камнеметы, расшатывая городские укрепления, от их страшных ударов сотрясались башни и городницы укрываясь за большими деревянными щитами, нукеры засыпали стены градом стрел, а тысячи пленных таскали огромные вязанки хвороста и бревна, заваливая ров. Защитники столицы встречали атакующих залпами из луков и самострелов, а конные гридни делали из ворот стремительные вылазки и, нарубив груду вражеских тел, стремительно уходили за городские укрепления. По ночам на городских валах Киева ярко пылали костры и слышался стук топоров — горожане чинили поврежденные стены и башни. Но дни шли за днями, а монголы так и не могли достигнуть каких-либо успехов, поскольку укрепления русской столицы по-прежнему оставались целыми и были неприступны. Конечно, Батый не раз испытывал желание послать на приступ свои тумены, но без тщательной подготовки этого делать не хотел — он помнил, как прошел хорошо подготовленный штурм Владимира-Суздальского и каким позором монгольского оружия закончились бои за Козельск, где все приходилось все делать с ходу. И потому хан себя сдерживал, ожидая, когда камнеметы разобьют городские укрепления и сделают проломы в стенах, через которые нукеры хлынут в город. По его приказу большую часть камнеметов перетащили к Лядским воротам, после чего мощь обстрела значительно увеличилась. Теперь в город летели не только каменные глыбы, но и зажигательные снаряды, горшки с нефтью, и вскоре на улицах Киева стали заниматься пожары. Пламя тушили те, кто не стоял на валах, а также женщины и дети, потому огонь пока удавалось сдерживать, выгорали лишь отдельные строения. Воевода Дмитр прекрасно видел, где Батый собирается нанести главный удар, а потому принимал ответные меры — улицы в районе Лядских ворот перекапывали канавами, перегораживали телегами, чтобы остановить движение монгольской конницы, наклонно вбивали колья. Трудно сказать, верил ли воевода в то, что князь Даниил приведет помощь из Венгрии, но сражаться он собирался до последнего, и потому, пока была возможность, по его приказу продолжали укреплять город. Уже больше месяца героически бились киевляне, сдерживая натиск орды, не получая никакой помощи от русских князей и иноземных королей, ценой своих жизней остановив и задержав нашествие на Запад. Героический Киев дарил чужеземным правителям драгоценное время для организации отпора страшному врагу, то самое время, которого так не хватило князьям Северо-Восточной Руси. Но это прекрасно понимал и Батый, а потому, видя, как затягивается осада, направил киевлянам предложение о сдаче — если откроют ворота, то ожидает их ханская милость, а если нет, то гнев завоевателя падет на головы непокорных. Только не поверили русские люди хану, знали о том, как монголы слово держат, помнили и Калку, судьбу рязанского князя Федора, а также не забывали и о том, как по приказу князя Михаила были убиты послы хана Менгу. Пощады не ждали в любом случае, а потому получил Батый от ворот поворот, да не просто ему отказали, а высмеяли и прокляли врага всей Руси, чем привели хана в неописуемую ярость.

А монгольские камнеметы продолжали долбить городские стены день и ночь, массированный обстрел не прекращался ни на час, и защитники уже не успевали чинить стены и башни, расшатанные страшными ударами. Здесь и там в укреплениях стали появляться многочисленные бреши, рассыпались городницы, под градом камней оседали и кренились бревенчатые башни. И горожане, и штурмующие прекрасно понимали, что как только рухнут стены, которые явно долго не простоят, то начнется штурм города, в котором решится судьба не только Южной, но и Юго-Западной Руси. Грохот рушившейся стены у Лядских ворот ознаменовал отсчет последних дней легендарной столицы Древней Руси, а битва за Киев достигла своего апогея — началось сражение за «город Ярослава».

* * *

Видя, как под ударами камнеметов обрушилась городская стена, Батый немедленно распорядился о начале штурма — надо было не дать времени противнику опомниться и как можно скорее атаковать и закрепиться на валу. Но и русский воевода предвидел подобный поворот событий, а потому не стал дожидаться, когда упадет расшатанная стена, а просто убрал с нее людей, чтобы избежать напрасных жертв. И теперь русские воины толпились на близлежащих улицах и, сжимая оружие в руках, ожидали приказа идти в атаку и отбросить врага. Под грохот барабанов, с яростным боевым кличем монголы бросились на приступ и, преодолев заваленный ров, по лестницам начали карабкаться на крепостной вал. В ту же минуту заревели боевые трубы киевлян, и тысячи русских ратников бросились на вал с другой стороны, чтобы остановить вражескую лавину. Два людских потока столкнулись на гребне вала, и грохот от этого столкновения был слышен на много верст в округе — друг о друга ударялись и раскалывались щиты, с треском ломались копья, с лязгом скрещивались кривые сабли и прямые мечи. В первых рядах русского воинства бились галицкие гридни князя Даниила, страшными ударами больших красных щитов они скидывали с вала монгольских нукеров, били степняков палицами и шестоперами, а сзади напирали ратники ополчения, которые кололи врагов копьями и рогатинами. В лютой сече киевляне посекли первые ряды монголов, загромоздив их телами ров, но Батый только махнул рукой, и новые свежие тысячи устремились на штурм. Но русский воевода тоже внимательно следил за ходом развернувшейся битвы, стоя на каменной башне Лядских ворот, и по его приказу с разных концов города двигались к пролому колонны вооруженных ратников, которые сразу же вступали в бой, заменяя раненых и уставших. Нукеры подтащили к воротам таран, и огромное бревно грохнуло в окованные железом створки — по приказу Дмитра их завалили битым кирпичом и бревнами, поскольку осажденным теперь стало не до вылазок.

День и ночь бились на валах киевляне, сдерживая яростный натиск орды, штурм не прекращался ни на минуту, и через несколько дней стало ясно, что монголы одолевают — защитников становилось все меньше и меньше, они все реже могли сменять друг друга, а Батый постоянно вводил в бой свежие войска. Яростный натиск нукеров сбросил русских воинов с вала, но те отступили на улицы «города Ярослава» и там стали ждать атаку степняков. Ханские воины разобрали завал и распахнули створы — через Лядские ворота монгольская конница хлынула в город и начала растекаться по улицам Киева, но там ее встретили ратники и ополченцы. Бешено мчавшиеся кони напарывались на вбитые в землю колья, с перегородивших улицы телег киевляне поражали захватчиков топорами и копьями, а сидевшие на крышах домов лучники сбивали всадников стрелами. Смертельный бой разливался на улицах «города Ярослава», монголы рвались к «городу Владимира», но защитники бились столь отчаянно, что на несколько дней задержали продвижение врага. Сражались на улицах и папертях церквей, во дворах купеческих теремов и боярских хором, в домах простых ремесленников, на площадях и огородах — везде, где только могли пройти монголы. Под их яростным натиском часть отчаянно сражающихся горожан и дружинников отступила в громадный Софийский собор и накрепко там заперлась, поражая врагов из узких окон и с храмовой крыши. Бревном нукеры высадили двери в собор, но галицкие гридни перегородили узкий проход щитами в рост человека, а мужики ударами топоров нарубили в проходе целую кучу вражеских тел. Несколько раз бросались багатуры на штурм каменной твердыни и всякий раз откатывались, устилая каменные плиты пола своими телами.