Читающая по цветам - Элизабет Лупас

– Как вы проникли в наши покои? – Мне так сильно хотелось закричать, позвать на помощь, что голос мой задрожал. Я не смела, не смела позвать на помощь. Я прижала чепчик Майри к сердцу. – Детей охраняли. Мои люди должны были их защитить.

– Ваши люди так же легко поддаются на обман, как и любые другие.

– К какому бы обману вы ни прибегли, они бы скорее умерли, чем отдали вам детей.

– Верно, – беспечно сказал Блез Лорентен. – Тут вы совершенно правы. Они все мертвы.

В грязном сарае пахло, как в конюшне. Майри сидела в углу, сжавшись и держа на руках Китти, точно крошечная львица, прижимающая к себе единственного детеныша. Китти свернулась калачиком, крепко зажмурив глазки. Глаза Майри округлились от ужаса и вызова; ее золотые волосы, волосы Александра Гордона, распустились и спутались. Ее верхняя юбка была испачкана кровью.

– Майри! – крикнула я. Я бросилась бежать по утоптанному земляному полу и упала перед ними на колени. – Китти! Девочки, мои родные, вы целы? Майри, ты не ранена? Покажи maman, где.

– Maman. – Она сглотнула. – Они ранили Уота и Дженет. Сейли плакал. А Tante Mar упала.

– О Боже! О нет! Благословенный святой Ниниан, нет! – Я не могла об этом думать, не могла этого вынести. Я стиснула их обеих в объятиях. – Дай посмотреть, моя Майри-роза. Ты точно не ранена?

– Tante Mar упала, – пискнула она опять. Затем бросилась ко мне на грудь и душераздирающе зарыдала.

Я прижала их обеих к сердцу и посмотрела на Блеза Лорентена.

– Подлый ублюдок, – выдавила я сквозь стиснутые зубы. – Сын дьявола. Что ты наделал?!

– Это не он.

Я в ужасе обернулась. Словно демон из самых глубин ада, на меня из дальнего угла глядел, ухмыляясь, Рэннок Хэмилтон.

– Это был я, – сказал он.

Я бы набросилась на него и изодрала его лицо в клочья, но я не могла оставить без защиты моих малышек.

– Я убил их всех, – проговорил он, – а сейчас убью и тебя, жена, а вместе с тобой и это отродье Александра Гордона, а потом, когда я сам получу Грэнмьюар во владение, я и вторую девку сброшу со скалы в море вниз головой. Отойди, француз.

– Ну нет, – сказал Блез Лорентен, выхватывая свой кинжал. – Вы уже сделали свое дело, месье Рэннок, к тому же пока что мистрис Ринетт и ее дети нужны мне живыми.

Мой муж выхватил из ножен свой собственный кинжал. Он все еще ухмылялся. Он спятил – как еще можно было объяснить его поведение?

– Хочешь меня надуть, да? – прохрипел он. – Тогда я и тебя тоже убью.

Они оба взмахнули кинжалами. Я наклонила голову и прижала девочек к груди, чтобы они не смотрели. Пусть они убьют друг друга, молила я святого Ниниана и Зеленую Даму Грэнмьюара, сделайте так, чтобы они убили друг друга. Майри и Китти рыдали, крепко прижавшись ко мне.

Двое мужчин боролись, шумно дыша и ругая друг друга по-французски и по-шотландски. Потом один из них вскрикнул. Я почуяла запах свежей, горячей крови.

– Убейте друг друга! – произнесла я сквозь стиснутые зубы.

Послышался стон боли, омерзительно грязное шотландское ругательство, скрип дверных петель. Звук шагов, сначала медленный, неуверенный, потом быстрее. Дверь с грохотом захлопнулась.

Я подняла голову.

Блез Лорентен стоял спиной к двери, в правом его кулаке был зажат кинжал, по левой руке текла кровь.

– Я найду и убью его потом, – сказала он. – Мертвые вы мне ни к чему.

Он двинулся ко мне. Я бросилась вниз, загораживая своим телом детей. Он схватил меня за волосы сзади, сгреб их вместе с покрывалом и бирюзой моей матери, вырвал их из державших их шпилек и, к моему ужасу и потрясению, начал кромсать их своим кинжалом. Я невольно вскинула руки – какая женщина не вскинет рук, пытаясь защитить свои волосы? – и почувствовала, как лезвие безжалостно режет мои пальцы и ладони. Я изо всех сил старалась перехватить кинжал. Что за беда, если он порежет мои пальцы до костей? Если я сумею выхватить у него клинок, я изрежу его на куски, дюйм за дюймом.

– Готово, – произнес он. Он отошел на несколько шагов назад, подняв мои каштановые с розовым отливом волосы, словно Персей, держащий в руках голову Горгоны Медузы[98]. И волосы, и покрывало были испачканы кровью – моей собственной – а в локонах и косах блестела зелено-голубая бирюза моей матери. Моя голова вдруг сделалась слишком легкой, и ей стало непривычно холодно.

– Maman, – еще пуще зарыдала Майри, – плохой дядя отрезал твои красивые волосы!

Я сжала кулаки, чтобы унять кровотечение, и еще крепче прижала к груди ее и Китти. Я должна была оставаться спокойной. Если я дам волю своему страху, то напугаю девочек еще больше.

– И что же вы собираетесь делать теперь, месье Лорентен? – спросила я со всем презрением, на какое была способна.

– Дайте мне детский чепчик, – сказал он.

Я подняла с пола чепчик Майри. Поначалу я не хотела пачкать его кровью, но потом решила: кто бы его ни увидит, пусть знает, что это чудовище способно поранить ребенка, лишь бы получить то, что ему нужно. И я медленно сжала чепчик в кулаке, чтобы он пропитался кровью, а затем швырнула его к ногам Блеза Лорентена.

Он мрачно рассмеялся и поднял его.

– Отлично, – сказал он. – Наслаждайтесь временем, которое вам осталось провести с вашими детьми, мадам.

Он вышел. Я услышала скрежет металла – значит, снаружи он закрыл нас на засов и висячий замок. Мы были заперты, но зато и Рэннок Хэмилтон не сможет добраться до нас, если ему придет охота вернуться. Здесь не было окон, а в деревянных стенах не было щелей – как же спастись? В маленькой каморке была кромешная тьма, если не считать тонкого, как лезвие ножа, светлого ободка по бокам и сверху двери.

– Maman, – прошептала Майри. Голос ее дрожал, – Китти боится темноты.

Моя храбрая, храбрая девочка. Она сама до слез боялась темноты, но она никогда в этом не признается.

– Все будет хорошо, моя Майри-роза, – сказала я. – Месье Лорентен скоро за нами вернется. Мы с тобой должны быть храбрыми – ради Китти. Спой мне песенку.

– Песенку про счет?

– Bon[99]. По-английски и по-французски, мое сокровище.

Майри запела по-английски, голосок у нее был тоненький, чистый, и она ни капельки не фальшивила. Спустя мгновение к ней присоединилась Китти, распевая свою младенческую бессмыслицу. Я пела вместе с ними, пытаясь сохранять спокойствие и успокаивать их и все это время отчаянно стараясь придумать какой-нибудь способ спасти их.