Открытие себя - Владимир Савченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и как вы это себе представляете? – спросила Марина.
– Мертвый груз надо выбрасывать сейчас. А контейнеры с людьми катапультируем, когда разгоним «Буревестник» до 0,3 от световой к Г-1830. Это ведь и в сторону Солнца. Лет через пятнадцать они будут в Солнечной. Из звездолета, пролетая мимо, дадим радиограмму. Должны перехватить.
– Так что, может, еще встретимся на Земле. – Летье усмехнулся, показал белые крепкие зубы. Но в глазах его веселья не было.
– Мертвый груз… живой груз… ну что ты такое говоришь, Иван! – Галина смотрела на него сердито. – Что ты говоришь!..
– Извини, не так выразился, Галинка… А, да разве в этом дело! – Корень махнул рукой, сел.
– Трое в контейнерах, – промолвил Стефан. – Малой скоростью, как неспешный багаж.
– Да перестань ты! – с досадой сказал пилот.
– Что перестань! Что вы дурачков из себя строите! – подхватился с кресла конструктор. – Выбросить в Космос троих товарищей, выкинуть все, почти все, что сотворили головой и руками… в изрядной мере этой головой, – он показал на свою, – и этими руками! И ради чего? Чтоб лететь неведомо куда, где ничего мы не обнаружили, не видим, – вероятно, на неизбежную… – У него перехватило дыхание. – На черта эта плакатная жертвенность? Ах, мы идем до конца, несмотря ни на что! Какие герои!.. Глупость это, а не героизм. Мужественнее и честнее вернуться на Землю с тем, что узнали. А если опасаетесь, что обвинят в неудаче, в поражении, вот он, звездолет, созданный в пустоте, в полете. Разве это не успех? Там, может, и поныне это не освоили. А вы хотите все разгромить и выбросить…
– Я тебя хорошо понимаю, Стефан. – Капитан повернулся к Марту, голос его стал мягче. – Понимаю еще с тех пор, когда мы с тобой начали проектировать такой звездолет. Тебя захватила идея создать его в необычных условиях, в полете. Ты конструктор. Чудесный конструктор, что и говорить. Но звездолеты создают, чтобы лететь. Он не цель, средство для достижения цели. Не стыда мы боимся, это мелко перед Вселенной, вселенской жизнью, часть которой – мы. Как и человечество. Главное в такой жизни – достигать поставленной цели, разве нет?
– Без этого ничего не было бы. Вот мы и хотим ее достичь, довести дело до конца.
– Никакого плаката, никакой жертвенности.
– Ладно, – помолчав, сказал Стефан. – Ни к чему эти психологические копания.
– Считай, что меня убедили не столько твои слова, сколько молчание остальных.
– Только не думал я вернуться на Землю в свежезамороженном виде.
– А может, тебе и не придется, – заметил Иван. – Сейчас кинем жребий…
– Зачем жребий, давайте разыграем это дело в карты, – вдруг вступил Тони.
– Если их нет, я нарисую. В подкидного, а! Судьбу экспедиции.
– Да будет тебе! – укоризненно бросил ему Бруно.
– Что – будет! – Пилот повысил голос. – Разве все равно, кто полетит к этой звезде: Марина, Галина и Стефан Март или Корень, Аскер и…
– …и ты! – прищурился конструктор.
– Да, и я. Разве это равные силы для работы там?
– Он прав, – грустно и спокойно сказала Плашек. – Это не для меня. Я врач, биолог – там это не главное.
– Что ты предлагаешь? – спросил капитан у Летье.
– Как водится: обсудить и проголосовать.
– Что ж… пожалуй.
– Теперь конкретно, – подхватился Тони. – Предлагаю…
– Подожди, – властно остановил его Корень. – Это решим потом. Сначала самое неотложное: демонтаж, форсированное торможение и разгон… Сейчас объявляю ночь на семь часов. Отдыхайте и думайте. Дежурит Стефан. Все.
Астронавты начали расходиться.
– «Объявляю ночь»! – Летье шутливо толкнул Ивана около дверей. – Прямо как всевышний в первый день творения.
– Эх, Тони, был бы я всевышним… – тот коротко усмехнулся, – я бы сотворил из ничего тонн двести антигелия. А потом мы бы показали всем богам!
– А как получилось, – спросил глава Звездного комитета, – что один ледяной контейнер опередил два других на целые сутки? Кстати, кто в нем находился?
– Я, – смущенно ответил конструктор Март.
Уже опустилась ночь. На улицах засияли пунктиры белых фонарей, матричные россыпи светящихся окон, разноцветные линии вывесок и реклам. Далекие огоньки мерцали во влажном воздухе. В небе мерцали, переливались всеми красками, от алого до голубого, большие звезды. Спутники Космосстроя вереницей белых точек пересекали искрящуюся пыль Млечного Пути. Над черными тополями набережной плыла яркая Венера.
– Неужто вы стартовали не сразу? Или система катапультирования сработала нечетко?
– Система сработала отлично. – В голосе Галины Крон слышалась насмешка. – Нечетко сработал ее конструктор.
Март посмотрел на девушку беспомощно:
– Да что «нечетко». Некрасиво – точнее будет. Вспомнить совестно. Заблудился я тогда во всем: в обстоятельствах, в своих идиотски честолюбивых мыслях…
Из-за черных изломов гор, тянучи за собой счетверенный хвост стартового пламени, рванулась ввысь ракета. Трепетный желтый свет на секунды осветил все вокруг. Огненный хвост за ракетой быстро укорачивался, унося ее к звездам. И только когда он сник, послышался грохот стартового движения.
– Наиболее меня угнетает, – молвил Март, – что и они там сейчас думают обо мне плохо.
«Если бы…» – чуть не сказала Марина, но покосилась на Галину, смолчала.
«Буревестник» тоже стартовал в бесконечной звездной ночи, но не с космодрома. Собственная инерция еще тянула его назад, он боролся с нею, отталкиваясь от пространства полукилометровыми столбами бело-голубого огня.
Если бы это было в атмосфере, даже в верхних слоях, грохот аннигиляции ломал бы скалы и деревья; но черная пустота глотала столб беззвучно.
Стефан перемещался по отсекам звездолета и, заглядывая в список, отмечал мелом места, где через несколько часов команда будет все развинчивать, резать, ломать. «Так, наверно, католики рисовали кресты на дверях гугенотов перед Варфоломеевской ночью, – подумал он. – Ладно, разметку я сделаю, но сам ломать не буду, премного благодарен!»
Он карабкался по скобам. Теперь, когда двигатели работали, коридор корабля превратился на полуторастометровую шахту. Снизу тянуло теплом.
…Кабинетные конструкторы Гипрозвезда пораскрывали бы рты, увидев, как он решил задачу с двигателями. «Проект самосъедания звездолета» – так некогда окрестили его идею эти остряки. А он сделал. И в каких условиях: в космосе, на субсветовой скорости! Теперь пояс аннигиляционных камер силой своей тяги сам постепенно смещался вперед по корпусу «Буревестника», а стенки и перегородки опустелых топливных емкостей, вместо того чтобы висеть на корме ненужным балластом, тоже сгорали. Это изобретение позволило нарастить скорость корабля на шесть тысяч километров в секунду.