Запоздалая оттепель - Эльмира Нетесова

Старый вожак знал, что близится время гона и волки к нему не готовы. Отощали, обессилели. А какое потомство даст голодная стая? Начнут гибнуть волчата… Он знал, что около человечьего жилья хоть один раз можно поохотиться и накормить стаю. Это поставит на ноги слабых. Даст им силы! Какою будет добыча — нельзя предугадать наперед. Но она будет! В этом вожак был уверен. И он не ошибся. Недалеко от людей, от их жилья, волки разорвали старого оленя. Все шло хорошо, покуда не примчались собаки. Их было много. Вот тут и началось.

Стая и свора… Они сплелись в один громадный, лохматый ком. Щелкали зубы и клыки, впивались в бока и глотки. Лилась кровь на снег. Шерсть летела клочьями. Вой, рык, лай, визг заполнили тундру и оглушили ее. Где-то в стороне от дерущихся, среди коряг, под деревцами, выли, визжали, катаясь по снегу, волки и собаки с распоротыми боками и брюхами. Этим оставалось недолго мучиться, но каким больным было это «недолго»! А иные волчицы, не дожидаясь развязки драки, подскочив к умирающим, вытаскивали из порванных животов теплые куски непереварившейся добычи. Хоть и большой был олень, но и его не всем хватило. И поедали волчицы то, чего не хватило им, вперемешку с волчьей требухой. Умирающий неопасен. Нет сил. Не может постоять за себя. Не сумеет защититься. Так пусть умирает, чтобы выжили живые.

Волчица почему-то брезговала такой сытостью. Может, от того, что была моложе и сильнее многих в стае. И могла прокормить себя охотой. Вот и сейчас она, надеясь добыть свой кусок оленины, кинулась к огромному псу, который нахально топтался по мясу, тесня старого вожака подальше от стаи, чтоб столкнуться с ним один на один. Но вожак не принял вызова, метнулся в сторону. Волчица, решив разделаться с этим светло-пепельным кобелем, подскочила и, впившись ему клыками в шею, рывком попыталась свалить на снег. Но пес был силен и изворотлив. Волчица забыла тогда, что шеи собак — не волчьи, неповоротливые. Изогнувшись, пес стряхнул с себя волчицу. Поймав ее на лету за лапу, едва не прокусил. Но… вдруг отскочил. Почуял запах и, спрятав клыки, добродушно ткнул волчицу мокрым носом в бок, будто изгонял из свалки. А когда волчица рыкнула на него, пес лизнул ее в морду. В другое бы время, может, и не нежничал. Ведь враги! Ничего общего. Совпало лишь одно — время гона. И, оглядев друг друга, они вдруг поутихли. Зачем смерть? Ведь вон как много места в тундре! Как хороши в ней отливающие серебром заснеженные сугробы! Они поют под лапами при быстром беге. А при яркой луне так хорошо повыть вдвоем на звезды! Поведать друг другу о жизни. Нелегкой, полной тревог и опасностей. Но… с кем? С собакой! Никогда! И волчица, разозлившись на саму себя, вновь готова вонзиться псу в бок. Но тот, вовремя заметив, схватил волчицу за загривок и легко отшвырнул подальше от свалки. Погнал, тесня широкой грудью, в тундру. Он угрожающе лаял, показывал клыки, а догнав уже удирающую волчицу, прихватил ими. Да так больно, что волчица взвизгнула, остановилась. А пес вылизал ей прокус и, обнюхав, вильнул хвостом, дав знать, что укус не опасен. Пес сел напротив волчицы, разглядывал ее. То ли любуясь, то ли оценивая. Волчица боялась пошевельнуться. Любое ее движение вмиг было бы замечено. И как знать, что можно ожидать пусть от собачьего, но все же вожака? А тот, подтолкнув волчицу, позвал в снега. Пригласил запросто, как ровню. Словно и не было вражды. Он первым забыл обиду. Волчице понравились его добродушие и бесхитростный нрав, весь его вид и сила, превосходящая волчью.

Забыв закон стаи, вскоре бежала волчица рядом с псом. Сколько сугробов они перевалили. Сколько песен спели луне и тундре! Сколько внимания и заботы от бывшего врага увидела в ту ночь она! Иная от волка такого за всю жизнь не получит. Пес выкусывал у нее из лап снег, забившийся меж пальцев, поймал зайца и принес, даже не оторвав ни куска. Он зализывал ей бок, порванный в недавней свалке. Не проявлял силу — был просто добр к ней. К утру, когда пришла пора волчице вернуться в стаю, пес долго провожал ее. Потом остановился на сугробе. Долго смотрел вслед. Так не хотелось ему расставаться с ней! Но… законы стаи и закон своры неумолимы. Волчица ушла. На следующую ночь она пришла снова. Пес уже ждал ее. Он кинулся к ней навстречу. Вылизав морду, лапы, спину — радовался без утайки. Оба снова носились по тундре как два волка. Или две собаки.

Встречались они еще несколько раз. Волчица больше не чуждалась своего друга. Она привыкла к нему. И ей казалось, что он вовсе не пес, а волк. Только необычно добрый, умный, смелый. Теперь он прибегал к ней, находя стаю по следам. Близко к волкам он не подходил. Не из-за боязни. За нее он не испугался б схватиться со всей стаей.

Остался б в живых или нет, но не одному волку пришлось бы поплатиться при встрече с ним шкурой и жизнью. Подходить близко не позволяла ему она. Знай вожак или другой какой волк, с кем встречается волчица, — давно бы разорвали ее в клочья. Поэтому, простившись с другом, долго каталась волчица в снегу, стирая псиный запах. Он мог выдать. Стая не догадывалась, кто стал ее избранником. Никому из волков, кроме вожака, и в голову не пришло, что именно она пренебрегла законом. Нарушив его однажды, она возненавидела его навсегда. Ради малышей. Четверо из них были настоящие волки. Их место в стае. Не приведешь же волчат к человеку. Не признает, убьет. Их и ее. Лишь один белолобый, с отцовской отметиной на лбу, не может появиться в стае. Так и будет жить ни волком, ни собакой. К человеку ему тоже нельзя. Тот признает только чистокровных собак.

Волчица знает, лето пройдет незаметно. Потом осень. Начнутся холода. И на призывный клич вожака, в одну из промозглых ночей, поднимутся волки из логов. Пойдут в стаю. Как ей быть тогда с белолобым?

Волчица вздыхает, подползает к белолобому. Тот спит. Она лижет его мордашку, спину, бок, лапы. Подвинувшись вплотную, греет своим теплом. После нее никто этого не сделает. Ледяным холодом станет обдавать его каждый прожитый день. И даже заморенные волчата, завидев ее белолобого, станут кидаться на него злобно. Преданность стае, свое превосходство и чистоту крови будут доказывать в драках с ним. Сколько же ему предстоит бед!.. Волчица лижет белое пятно на лбу малыша. Когда-то давно она полюбила такую отметину у своего друга. Не знала тогда волчица, что такой же знак унаследует ее волчонок. И не радость, а горе, большое, ежечасное, станет приносить она.

До самого утра не сомкнула глаз. Все грела белолобого. Лизала его уши, глаза. А едва взошло солнце, волчица почуяла чужой запах за логовом, потом услышала шаги. Она проворно встала. Выглянула из норы. Поняла, что неподалеку ходит крупный зверь. Не лиса, не заяц. Метнув взглядом по сторонам, приметила медведицу. Встала та из берлоги. Припекло. Изголодалась. Теперь вот шарит по кочкам. Отзимовавшую бруснику собирает. Да разве ягода такую гору насытит! У нее в животе вся волчья стая поместилась бы. Хорошо, что медведи не едят волков. Иначе в тундре жить было бы невозможно. К зиме ни один волк не уцелел бы. Медведи, даже голодные, предпочтут налопаться черемши, но не прикоснутся к волку. И добычу они не так, как волки, едят. Завалит медведь оленя и не жрет его сразу, а закапывает в землю, покуда душок от мяса не пойдет на всю тундру. Вот тогда пир горой у него. А волку ждать некогда. Поймал — ешь сразу. Покуда собрат не отнял. Не только мяса — костей не оставит. Уж куда там ждать душок! Не до баловства, не до выбора, не до жиру ему. Лишь бы брюхо было сытым. Бегает добыча по тундре, имеет мясо на костях — значит, сгодится в еду. Кто бы то ни был: заяц, мышь, олень, суслик или куропатка. В голод даже бурундуками волки не брезгуют. Случалось, зимой нападала стая на шатуна-медведя. Голодный мишка не так силен. В иную пору не посмели бы… Бывало, по весне разрывали серые отбившихся медвежат. Но потом… Не было пощады от матухи-медведицы. Учует, какие волки порвали пестуна — всех до единого в тундре выследит, выловит, растерзает на клочки и потом, всю жизнь свою мстит стаям. Потому лишь самые глупые волки решались подойти к медвежатам. Но такою волчица себя не считала. Да и какое ей дело до медведицы, лишь бы та не обидела!