Запоздалая оттепель - Эльмира Нетесова

Смолкли в ночной тундре так похожие на стон волчьи песни Стая была готова распасться на пары. Волки приглядывали места для логов. Иные, облюбовав сухую полянку, тут же рыли нору, метили свои участок, потом шли за волчицей. Напоследок, так случалось каждую весну, собрались волки все вместе. И внезапно приметил вожак то, что увидели другие — живот молодой волчицы вслух и шевелится. Правда, бока не отвисли. Но новая жизнь кипела уже в ней. Вожак подошел. Оглядел сидевшую поодаль волчицу со всех сторон. И вдруг… О! Этот запах! Ненавистный каждому, кто рожден волком Вожак зарычал, обнажил клыки. Еще секунда и его зубы впились бы в бок волчице. Но та вовремя отскочила.

Огрызнулась зло, приготовилась защищаться. Вожаку вспомнилось, как эта волчица однажды уже проучила его. Опозорила перед стаей. С тех пор сил у вожака не прибавилось. Постарел. Вон и в подруги ему досталась немолодая волчица А решаться на драку, когда не уверен в победе, да еще на глазах стаи… Даже у волка есть благоразумие. Вожак отошел. Сделав вид, что лишь по старой памяти для острастки рыкнул на молодую волчицу. Та поняла, что кто-то из стаи захочет проверить, почему на нее столь внезапно обозлился вожак? Опередив всех, быстро встала и пошла в тундру, обнюхивая каждую кочку. Ее поняли по-своему: пошла охотиться Зная характер молодой волчицы, стая потеряла к ней интерес Ушла — так ушла. Не кидаться же за нею на виду у подруг! Те не простят. Да и волчица не любила, когда кто-то из собратьев шел за нею.

А волчица уходила в тундру все дальше. Вначале медленно, потом быстрее. И лишь вожак да она сама знали, что больше уже никогда не вернуться ей в стаю. Вот волчица уже совсем скрылась из виду. Но чуть погодя волки опять увидели ее сидящей на высокой кочке. Волчица смотрела в сторону стаи. Потом подняла морду к черному небу. Оглядела звезды, так похожие на волчьи глаза в ночи. И коротко взвыла, прощаясь со стаей.

Волчица тихо прилегла на проталину. Уронила морду в рыхлый снег. Внезапно поднявшись, она огляделась по сторонам. И пошла напрямик в тундру, в темнеющие скопища кочек, деревец, кустов, подальше от стаи…

Голодная слюна капает с клыков. В глазах темнеет и лапы дрожат мелкой, противной дрожью. Сейчас неплохо бы поймать зайца. Или отыскать мышиную нору. Скоро рассвет. А голод гложет все сильнее. Волчица еще раз оглядывается вокруг. Нет ни звука, ни запаха. Она уныло плетется к глухому распадку. Может, там повезет… И вдруг прямо под лапой что-то белое встрепенулось. Будто кусочек снега ожил. Куропатка! Попыталась взлететь. Да не тут-то было. Видно, сыта птица, коль дремала в снегу. Сладко ей спалось. Проглотив куропатку, волчица тщательно подобрала окровавленный снег, чтоб ничего от добычи не пропало. Отплевываясь перьями, она трусцой побежала по распадку.

Небо заметно светлело. Волчица, решив немного передохнуть, присела. Осмотрев бока сопок, стеснивших распадок, она в скале приметила расщелину. Довольно глубокую. Темную. Подошла. Вгляделась. Здесь можно не только выспаться, но и поселиться постоянно. Особенно если прокопать нору вглубь. Тогда ни снег, ни ветер, ни дождь не опасны. Правда, солнца маловато. Ну да это не главное.

К наступлению утра, когда любопытное солнце заглянуло в распадок, нора была готова. Здесь могли бы расположиться двое взрослых волков. Но не для того старалась. Вон как ноют усталые лапы, болят когти. Осталось только заставить себя натаскать в нору сухой травы! Здесь, в распадке, ее много. К самому горлу снова подступил сосущий, головокружительный голод. Сил оставалось мало. Их нужно поберечь к ночи. Возможно, повезет, как недавно с куропаткой. И тогда можно будет подумать о траве. Она лизнула шевельнувшийся бок. Нет, ждать нельзя. Ей некому помочь. Выйдя в распадок, волчица, подкусывая под корень сухую траву, стала носить пучки в нору. К вечеру совсем обессилела. Хоть бы зайчонок! Но распадок словно вымер. Выходить из него она боялась. Страх не пускал далеко от норы. Ведь скоро на свет появятся волчата. Ее волчата! Но чем их кормить? Она взвыла на бокастую сытую луну, лениво катившуюся по небу.

Волчица закрыла глаза. Как недавно это было! Тот волк-вожак носил на боках рубцы — отметины поединков и побед. Но годы взяли свое, и, состарившись, он надоел стае. К добыче лез. А ее и молодым не хватало. Сначала оттесняли, потом открыто отгонять начали. Клыки пускали в ход. Что с того, что когда-то этот волк кормил всю стаю. Со временем такое забывается. Волк, не умеющий прокормить себя, не должен жить добычей стаи. Старый волк обязан был забыть сделанное в молодости. Волк не живет памятью. Он жив — покуда силен. Волки не терпят слабость. Ни в чем. Вот и тот волк. Вовремя смирился. Не стал ждать расправы. И, поголодав с неделю, однажды ночью исчез. Ушел в снега. Там он умер. Впрочем, стаю это уже не интересовало. Его не искали. Знали, видели, что недолго протянет. А кому такой собрат нужен! Дожил до старости, своею смертью отошел. Волчьей, почетной. Никто его не убил, не осилил на охоте, не порвала и стая. Мертвого старого вожака не трогают волки даже по голодухе. Другое дело, покалеченного или смертельно раненного — такого стая быстро на куски растащит. Чтоб сам не мучился и других не изводил. Потому редко кто в стае доживал до старости. Мало кому приводилось умереть самому, без помощи. И когда трупы немногих волки находили в тундре по случайности, они целую ночь, окружив стаей, оплакивали их по-своему, по-волчьи. А едва начинало светать, уходили от мертвого. Тут же забывали о нем. Да и до того ли? В стае каждый год прибавлялось волков. Что толку помнить ушедших? Себя бы не забыть. Накормить. Вон чуть зазевался и собрат добычу из-под носа стащил. Когда теперь повезет поесть! Свой же волчонок норовит вырвать кусок из глотки. Хорошо, если силенок маловато. Когда заматереет — спуску не жди. Нет ближнего. Нет родства. Есть лишь свое брюхо. Чужая сытость не греет. Оттого и драки, свалки. В них, случалось, не одного, по двое-трое волков разрывали в клочья.

Закон стаи… Его волки усваивали с первых дней своего появления на свет. Собственной шкурой. Не приведи Господь появиться в логове больному или увечному волчонку. Не хватит духу у самой волчицы — стая быстро расправится с тем, кто может стать обузой. Вступись волчица за своего волчонка — не миновать и ей зубов стаи. Может, потому логово от логова порою за версту выбирают. Но и это не спасает…

Волчица вздрагивает: против стаи ей не устоять. Повезло, что вожак не решился воспользоваться своим правом наказать ее. Окажись он в поединке слабее — стая разорвала бы обоих. Ее — за чужой запах. Его — за поражение.

Но что такое? Неужели показалось! Не может быть! Волчица выскакивает из норы. В свете луны, в темном распадке она, увидев тяжелый силуэт оленя, стала незаметно подкрадываться к нему. Тот заметил волчицу слишком поздно. Из порванного бока полилась кровь. Олень сделал запоздалый прыжок. Волчица замерла от страха. Неужели уйдет? Ведь у нее нет сил догнать его! Но олень, будто споткнувшись, упал на колени. Волчица кинулась к нему. Он попытался поддеть ее рогами, промахнулся, и, рухнув на бок, замер.

Волчица долго не могла насытиться. И хотя живот распирало от мяса, глаза все еще оставались голодными. Когда глотка уже не смогла протолкнуть ни одного куска, волчица разорвала оленя на части. Перетащив их в нору, она, положив морду на теплое мясо, уснула.