Голубятня на желтой поляне - Владислав Крапивин

Мальчику стало неуютно и зябко, но он протянул руку без задержки. И быстро заговорил:

— А правда, что в Пустом Городе само собой кино крутится в пустых кинотеатрах? В нашей школе… ой… в нашей школе ребята говорили, что…

— Правда, правда, — усмехнулся Музыкант. — Пиши.

Мальчик мизинцем с красной капелькой вывел на мятом листе своё имя.

— Кино не само крутится, — сказал Денёк. — Его крутят ветерки.

— А кто они такие? — опять спросил мальчик. Он был теперь полноправным членом мальчишечьего братства, он мог спрашивать про все тайны.

— Слушай… — сказал Денёк.

Оказалось, что ветерки — это маленькие ветры, которые живут в лесах, в скалах и в пустых переулках. Они живые. Некоторым очень много лет — целая тысяча. Но они всё равно как мальчишки. И многие из них умеют превращаться в мальчишек, потому что раньше были настоящими, такими, как нынешние ребята.

Эти ветерки давние, вечные…

А есть и другие. Это обыкновенные мальчишки, которые умеют иногда делаться ветерками. Умеют превращаться в маленькие спиральные вихри и мчаться куда хочешь — стремительно и неуловимо. Такому мальчишке не страшна любая высота и любые враги. Он и погибнуть по-настоящему не может, в крайнем случае превратится в ветерка навсегда…

— И вы все — ветерки? — с недоверием и восхищением прошептал мальчик.

— Не все пока, — объяснил загорелый Андрюшка. — Кое-кто ещё готовится. Нас тут в лицее много таких… Станем ветерками — никого не будем бояться. Даже т е х, к о т о р ы е в е л я т.

— А разве они есть? — удивился мальчик.

Музыкант усмехнулся.

— А как сделаться ветерком? — спросил мальчик.

— Сначала надо переплыть Реку, — объяснил Денёк. — Хотя бы один раз. Это не просто река, а такая… ну, вроде волшебной границы. Потом надо побывать в Пустом Городе. Там на Башне Ветров написано заклинание ветерков. Его надо выучить…

— И всё?

Это было так просто!

— Не всё, — сказал Музыкант. — Потом самое главное. Надо забраться на высоту и не испугаться — прыгнуть вниз…

— Как ты за пистолетом? — спросил мальчик.

— При чём тут это… — неохотно сказал Музыкант. — Я тогда и не слыхал ещё про ветерков… Надо не бояться и прыгнуть. Тогда станешь невидимкой и полетишь.

Мальчик подумал. Потом спросил нерешительно:

— А если будешь очень бояться, но всё равно прыгнешь? Тогда получится?

— Получится, — сказал Денёк. — Главное, чтобы перебороть страх…

В это время в щель донеслась хриплая игра сигнальных рожков.

3

Воспитанников построили на дворе широким квадратом. Директор Чуф, морщась, оглядывал пёстрые и неровные шеренги. Рядом с ним стояли классные надзиратели. Только они, учителей не было.

Мальчик, разумеется, был не в строю. Он забрался до половины на железную лестницу башни и оттуда всё видел. И всё слышал — каменная подкова крепости отражала и доносила любое слово.

Мальчишки стояли тихо и понуро. Директор Чуф, двигая кадыком, отчётливо говорил:

— Раньше мы были терпеливы. Мы только предупреждали. В крайнем случае наказывали очень мягко. Трое суток в штрафном каземате — самое большее, что получали те, кто плавал через Реку или посещал Пустой Город. Опыт показал, что эти меры не принесли результата. Число нарушителей лицейской дисциплины неуклонно растёт. И посему… — Чуф передохнул и молча подвигал кадыком. — Посему высшее начальство потребовало от меня — и я отчётливо понимаю необходимость этого требования — принять самые решительные меры… — Он кивнул надзирателю Кате — круглому человечку с гладким и белым, как тарелка, лицом.

Надзиратель Катя подскочил и женским голосом пропел:

— Воспитанники Андрей Корда-а… Виктор Липун… Феликс Юма-а… Александр Кулик! Ша-а-а-аг… впрёт!

Загорелый Андрюшка беспомощно оглянулся на ребят и, припадая на забинтованное колено, шагнул из строя. И ещё трое шагнули, незнакомые мальчику. Один — совсем малыш, даже непонятно, как такой оказался в лицее. Он испуганно вертел круглой стриженой головой с большими ушами.

Ко всем четырём подошли надзиратели, взяли ребят за плечи и вывели на середину двора.

— Эти четверо, — деревянно произнёс Чуф, — будут наказаны первыми. Сейчас их запрут в штрафном каземате, а после необходимых формальностей и воспитательных бесед их направят в трудовую школу на острове Крабий Глаз. Так нам велено, и так будет, а если этот печальный пример не…

— Они не виноваты! — звонко сказали из рядов.

— Ма-а-алчать! — запел Катя.

— А если этот печальный пример…

— Бандюги! Он же совсем малёк, — сказали в строю. Видимо, про ушастенького.

— Ма-а-алчать! — Катя вытянулся на носках. — Имейте в виду! В крайнем случае нам разрешено применять электрощупы!

Строй замер. Но почти сразу опять прорезался голос:

— Какой храбрый с пацанами! Где ты был, когда воевали?

— В отряде умиротворения! — крикнули из задней шеренги.

— В интендантской конторе, ворюга!

— Молчать! — это крикнул уже директор. — Разойдись! По классам! Марш!

Строй стал медленно разваливаться. А четверых повели к приземистой железной дверце.

Страшная мысль ударила мальчика. Так, что он едва удержался на ступеньках. Вдруг ребята решат, что это он выдал мальчишек? Всё вынюхал и донёс!

Эта мысль была такая отчаянная, что мальчик бросился искать Музыканта или кого-нибудь ещё из новых знакомых. Но двор быстро опустел.

Мальчик промучился до вечера — то во дворе, то дома.

— Ты заболел? — тревожилась мама.

— Нет. Просто скучно.

— Ничего. Скоро поедем к дедушке в Чайную Пристань.

— Папа, а что за школа на острове Крабий Глаз? — спросил мальчик, когда вернулся отец.

— Это не школа, а тюрьма.

— А этих ребят… Их правда отправят туда?

— Ох да помолчи ты… — со стоном сказал отец.

Вечером, когда двор был уже в глубокой тени и остывали камни, мальчик увидел у старой пушки Музыканта, Лётчика и Денька. Он подбежал, остановился и заплакал:

— Вы, наверно, думаете, что это я? Честное слово… Я же клятву давал…

— Что? — удивился Денёк. — Ты о чём? Да перестань ты реветь, пожалуйста! Кто на тебя думает?

— Катя, сволочь, выследил, — сказал Лётчик. — Морда фаянсовая…

Мальчик всхлипнул. И стыдно было за слёзы, и радостно, что верят ему.

— Может, попросить папу, чтобы заступился за ребят? — неуверенно предложил он.