Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полоса травли. «Открытое письмо моим друзьям» вызвало резкое раздражение среди омских и местных патриотов. Бас Селиванов, концертирующий здесь с певицей Черкасской[50], грозит раструбить на всю Россию, что я «продался жидам». Голос у С. превосходный, и я буду очень рад, если его намерение будет содействовать успеху его концертов.
В газете «Дальний Восток» во Владивостоке появилась перепечатка интервью неизвестного мне господина Бутова, товарища главноуправляющего делами верховного правителя и совета министров, в котором болтливый омский чиновник называет мое публичное выступление «антиправительственным, низким и преступным».
В письме в редакцию я напоминал Бутову, что Омское правительство ныне, хотя несколько иными методами, идет по пути проведения той же идеи, о которой говорится в моем «Открытом письме моим друзьям», что поэтому господину Бутову, как официальному лицу, надо быть осторожнее в своих суждениях, а также принять к сведению, что в великом государстве Российском, кроме холопов, есть и граждане.
Мне сообщили, что имя мое сопоставляется уже открыто в связи с какими-то событиями, назревающими в Сибири.
Токио. 26 октября
Был Подтягин. Начал с невинного вопроса: правда ли, что ко мне приезжала депутация от Гайды и что я имею связь с сибирскими событиями.
«А вы задаете этот вопрос по собственному почину? Если да – я информировать вас не обязан, если по указанию свыше – запросите меня официально – тогда я отвечу».
«Нет, я, конечно, воздержусь ставить этот вопрос на официальную почву», – ответил смущенно Подтягин.
«Тогда ваше любопытство останется неудовлетворенным».
Коснулись вопроса о визе. В принципе он тоже возмущается угрозой со стороны союзников лишить меня визы.
Пришла чета М., начались потрясения, они громили всех, в том числе и меня, за противодействие Омскому правительству, за саботаж концертов Черкасской. Передавали кошмарные повествования о зверствах большевиков со слов бежавшего из России какого-то студента Ш., сопровождавшего Черкасскую.
Оба М. чрезычайно темпераментны. Я люблю их вспышки, под них хорошо думается о другом. Однако, чтобы поддержать их настроение, я заметил, что инициаторы концерта, в том числе и они, позволили себе, выражаясь мягко, бестактность, объявив, что сбор идет в распоряжение верховного правителя, другими словами, «вы хотели устроить плебисцит, выявить число сторонников Колчака, вот и получили – это вам урок».
В результате концерт русской колонии дал 1200 иен, это, конечно, немного.
От Подтягина узнал, что в Йокогаме находится Н.Н. Головин, только что прибывший из Сибири. Он болен, поместился в Hotel France. Прогноз мой был правилен, телеграммы мне из Омска Н.Н. не прислал.
Слышал сплетни о Толмачеве. Он выехал с какой-то важной миссией во Владивосток. Говорят разное: одни, что он поехал организовать русско-японское антиеврейское общество; другие, что его задача – установить связь между Владивостоком и токийской полицией.
Говорят также об уходе военного министра Колчака генерала Будберга и о предстоящей будто бы замене генерала Розанова генералом Романовским.
Посетил Н.Н. Головина. Жалуется на общее нервное расстройство, мечтает о санатории, собирается в Беппо (курорт). Возмущается моей нетерпимостью, все еще мечтает определить меня на службу в Сибирь.
Говорит, что многие меня осуждают, но есть и сторонники; среди последних, к крайнему моему удивлению, Нокс и Сукин, последнего я даже и не знал. Роль самого Головина, по его рассказам, ограничивалась исключительно добровольным сотрудничеством по отражению похода большевиков на Омск. Всем орудует генерал Дитерихс, начальником штаба у него Рябиков.
Головин, видимо, не произвел того эффекта, на который рассчитывал, едучи в Сибирь на должность начальника штаба Колчака. Возвращаться на юг тем не менее он не хочет – «вернусь к Колчаку или останусь во Владивостоке».
Вечером познакомился с П. – интересный и талантливый человек, бывший военный инженер. После революции 1905 года бежал в Японию, где и застрял. Сейчас, видимо, опустился.
Токио. 28 октября
Опять слякоть и дождь. Письмо Н.В. Чайковскому разрастается в целую тетрадь. Я уже отметил, что он «сменил вехи» и оказался в лагере, поддерживающем правительство Колчака, и резко упрекал меня за отказ последовать его примеру. Я дал кое-какие обоснования моего отрицательного отношения к Омску.
«Новой власти, – писал я, – не удалось не только победить большевиков, но даже установить прочных симпатий среди населения… и те две основные предпосылки, о которых вы говорите в вашем письме, – «престиж силы» и «доверие населения» – едва ли могут быть полностью приписаны этой власти…»
Что касается помощи союзников, то «я все более и более прихожу к заключению об односторонности этой помощи. Помощь эта, выражаясь, главным образом, в доставлении средств борьбы, способствует все большему и большему развертыванию сил обеих борющихся сторон и вместе с тем распространению гражданского пожара на всю территорию России. Я не говорю уже о гибели вследствие этого и без того бедной культуры и тех технических сооружений, которые созданы трудом прежних поколений, но само население, озлобленное непрерывными мобилизациями, оказавшееся всюду в районе боевых действий, невольно становится в оппозицию и, в свою очередь, расценивается или как большевики, или как контрреволюционеры» (в зависимости от того, кто пришел)…
«Единая, великая и крепкая Россия нужна только России…»
Я писал, что, «может быть, власти, борющейся с большевиками, придется временно воздержаться от всероссийских претензий и перейти к предварительному устройству областей… мысль эта диаметрально противоположна той идее, которая была первой поставлена на разрешение Директории – сложение всех полномочий всеми областными и другими правительствами во имя Всероссийской власти», и это потому, «что в положении тогда и теперь огромная разница. Тогда идея единая жила в сознании всех, кто искренно прикасался к вопросу о возрождении Родины…»
Сегодня вернулся в Токио микадо, встреча скромная, только конвойный взвод кавалерии, зато много полиции.
По газетам, большевики на Сибирском фронте перешли в наступление.
Господин N-ki говорит об усиливающемся антогонизме против кабинета Хары из-за повышения цен на предметы первой необходимости – «заседания парламента будут весьма бурными… теперь очень довольны только крестьяне (до 80 процентов населения), благодаря высоким ценам на рис, но мы все, кто получает жалованье, страшно страдаем от дороговизны».
Токио. 29 октября
Долго сидел у Н.Н. Головина. Он чувствует себя хуже, чем я предполагал. Кроме физических болей, острое нервное раздражение. «Я чувствую себя под влиянием нарождающейся фобии – еле переношу людей».