Загадка Александра Македонского - Неля Гульчук

– Надо остановить чреватую опасностями войну. Убийство Македонца не злодеяние. Оно должно быть совершено во благо народов.

Таида невольно отшатнулась. Так зловеще прозвучали слова Персея. Ответом ему был уничтожающий взгляд. Она словно дразнила его, и он страстно возжелал ее, но она отстранилась. Жгучая ревность внезапно пронзила Персея:

– Ты любишь его!..

Она вздрогнула и сжала губы.

– Какое тебе дело до моих чувств?

– Так ты поможешь мне или нет? – спросил он угрожающе, вплотную подойдя к ней.

Метнув в него острый, будто копье, взгляд, Таида зловеще прошептала:

– Ты заодно с персами!

– Таида!

– Ты знаешь, сколько горя персы причинили моему знатному роду. Они убили мою мать!..

– А ты знаешь, что Александр уничтожил весь мой род?

Но она уже не могла лукавить, не могла сдерживать себя:

– Я знаю только одно, что победить Александра не может никто, слава о его армий и о силе его оружия распространилась по всему миру.

Таида накинула на себя хитон. Спокойно посмотрела на Персея. Ее невозмутимость привела его в бешенство:

– Ты афинянка! И запомни: убийство Александра было бы на руку всей Аттике и принесло бы тебе посмертную славу.

Их взгляды встретились. Суровый и жесткий Персея и ясный, словно пронизанный солнечными лучами, взгляд Таиды.

Внезапно Таида обернулась и увидела в глубине комнаты, у выхода, закутанного в гиматий мужчину, который пристально изучал ее лицо.

Угроза, исходившая от Персея и незнакомца, заставила ее содрогнуться. Однако, вспомнив наставления жрицы Панаи, она твердо решила разоблачить заговор против Александра. Но сначала необходимо было все разузнать. И Таида снова изобразила на своем лице неподдельный страх.

Увидев испуг на лице Таиды, Персей, довольный, улыбнулся:

– Запомни, тебе никуда от нас не скрыться. Ты хотела незаметно исчезнуть, и мы тут же настигли тебя в Вавилоне. Если ты надумаешь предупредить царя, тебя ждет неминуемая гибель. За каждым твоим шагом будут следить. Месть Александру должна исходить из самого сердца Эллады – Афин!..

Таида улыбнулась Персею своей самой обворожительной улыбкой:

– О Персей, как строг ты со мной. Хорошо. Я буду молчать. Но это не единственное, что я обещаю тебе.

Она подошла к нему совсем близко, пристально посмотрела в его глаза. И услышала жесткие слова:

– Мы ждем от тебя действий…

– Кто мы?

– Знатные афиняне…

– А не сторонники Дария? – переспросила она.

– Не задавай лишних вопросов.

Таида кивнула головой.

– Не бойся, я не разочарую тебя.

Персей неумолимо продолжал:

– Сами боги помогут нам. Поручи кому-нибудь из пажей заколоть его в парке. Он всегда прогуливается там утром. Заплати им любую сумму. Можешь обещать им возвращение на родину. Многие тоскуют по Македонии. Я не откажу в любой награде за его смерть.

От Таиды не укрылось, что незнакомец пристально наблюдает за ними, и она уже твердым голосом сказала:

– Я буду безжалостной… Но мои услуги стоят очень дорого.

Он протянул ей мешочек, туго набитый монетами:

– Хватит?

Взвесив мешочек на ладони, она вернула его.

– Ты смеешься надо мной. Столько мне платят за одну ночь. Разве ты не помнишь?

Персей, оценив сказанное гетерой как полное согласие с его планами, протянул ей другой кошелек:

– Теперь хватит?

– Для начала пожалуй, – кивнула она. – А теперь вели отвезти меня во дворец к Птолемею. Когда мы встретимся?

– Я сам найду тебя. Не ищи встречи со мной.

Когда богатая повозка везла Таиду по улицам Вавилона, слова Персея снова и снова будоражили ее душу. Она отчетливо слышала его голос: «Ты найдешь утешение в мести!..»

Во дворце Птолемея ее никто не ждал.

Догадавшись со слов Дексия о причине внезапного отъезда Птолемея, остро ощутив свое одиночество в большом незнакомом городе, Таида решила снять дом недалеко от царского дворца и срочно вызвать в Вавилон Иолу.

Лисили проснулся засветло. Все дни, связанные с церемонией принятия Александром титула царя царей и четырех стран света, царя Вавилона, были перегружены многочисленными праздниками и многолюдными пирами, не дававшими ему возможности познакомиться с великим городом. Увидеть Вавилон Лисипп мечтал с юности.

Накануне вечером к Лисиппу в мастерскую заглянул Александр. В последнее время царь всегда просил скульптора селиться с ним в одном дворце, предоставляя ему для работы просторные и удобные помещения на выбор. Так было и на этот раз. За эти семь лет Лисипп, пожалуй, один из немногих посвящал себя целиком творчеству, не испытывая нужды. Он был всегда рядом с царем, всегда встречал Александра почтительным взглядом.

Александр уважал молчаливую, склонную к размышлениям натуру скульптора и потому начинал разговор обычно первым.

– За последние дни у меня не было времени заглянуть к тебе. Чем ты удивишь сегодня?

– Мне удалось обработать великолепный кусок мрамора. Он небольшой, но я, кажется, смогу вернуться к осуществлению своей мечты. Я всегда говорил тебе, царь, что пока не закончу этот труд, не имею права умереть. Надеюсь, великие боги не откажут мне в покровительстве.

– Смею ли я узнать твою тайну?

– Ты знаешь о моей тайне. Это твоя любовь – великий Геракл. Хочу запечатлеть в мраморе еще один из его подвигов…

Глаза ваятеля сияли.

– Геракла, победившего немейского льва, ты подарил мне после победы над Фивами. Какой подвиг Геракла ты подаришь мне теперь, после победы при Гавгамелах?

– Скульптура еще в работе, но я с удовольствием покажу ее тебе.

Лисипп подошел к одной из своих работ, которые он сразу же после приезда в Вавилон успел расставить в своей новой мастерской, сдернул ткань.

Александр остановился перед изваянием в немом восхищении. Перед ним был Геракл, убивающий лернейскую гидру. Мужественный взгляд героя, казалось, говорил: «Во мне слиты воедино подвиги героев Эллады. Смотри на меня, и ты тоже станешь одним из героев».

– Повинуясь воле Зевса, Геракл покорно переносил жестокие удары судьбы. Он воевал и побеждал темные и злые силы, – задумчиво произнес Александр.

Лисипп посмотрел на царя и без слов понял его. Отдых уже наскучил ему. Полководец снова рвался встретиться лицом к лицу с персами.

Александр все еще не произнес ни слова о новом замысле скульптора, который мог истолковать его молчание как знак неодобрения. Поэтому Лисипп скромно произнес: