Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд

Кромвель с советниками полностью погрузились в составление планов нового парламента и подготовку к войне. Венецианский посол заметил, что «они так сильно заняты, что только успевай поворачиваться, а протектор не имеет и минуты, чтобы подумать о собственных делах». Кромвель не ждал от парламента ничего хорошего. Возможно, он понимал, что далекая от «исцеления и умиротворения» деятельность генерал-майоров возбудила новое недовольство. Он опасался, что объединенная оппозиция республиканцев и скрытых сторонников королевской власти может получить большинство. Впоследствии Кромвель объяснял: «То было против моих убеждений, но я не мог обрести спокойствие, пока не довел дело до конца».

Ход выборной кампании требовал больших усилий. Тёрло писал Генриху Кромвелю, что «за попадание в парламент соперничают больше, чем обычно». Раздавались призывы против представителей военного режима: «Нет воякам! Нет сборщикам десятины!» То был дополнительный знак, что страна недовольна и неспокойна. Однако Государственный совет принял свои меры: он исключил из состава парламента около ста избранных членов за «безнравственность» и «преступность», явив дополнительный пример применения грубой военной силы. Это вызвало большое возмущение. Разве можно называть такой парламент избранным свободно?

17 сентября 1656 года Кромвель открыл заседания нового парламента предупреждением об ополчившихся на страну силах. Англия ведет войну против Испании, а испанский король даже в этот момент готовится помогать Карлу Стюарту осуществить вторжение из Фландрии. «Почему ж, в самом деле, – говорил он с присущим ему эмоциональным построением фразы, – испанец ваш большой враг? Но он – враг. Это враг природный, и он от природы таков». А что касается внутреннего врага, то левеллеры и кавалеры замышляют захватить морской порт, чтоб королю с войсками было куда пристать.

В ходе долгой и путаной речи Кромвель защищал генерал-майоров, ибо они подавляли порок и утверждали истинную веру. И разве не справедливо заставить роялистов платить налог на их содержание? «Если все делать только по закону, то стране могут перерезать глотку, пока мы будем собирать людей, чтобы обсудить и утвердить закон». Кромвель и прежде говорил, что правительство следует оценивать по тем его делам, что полезны для народа, а не по тем, которые нравятся народу. По своей природе он был сторонником авторитарной власти.

В день открытия парламента три заговорщика собрались, чтобы убить Кромвеля при входе в здание, – левеллеры, желающие вернуться к прежней форме пуританской республики. Они арендовали дом, стоящий у восточного входа в Вестминстерское аббатство, и планировали застрелить протектора, когда он выйдет оттуда, направляясь в Расписную палату. Однако, оказавшись на виду у толпы, они оробели и разбежались. Это была только первая попытка из тех, что предпримет лидер группы Майлз Синдеркомб. Кромвель между тем относился к таким угрозам как к «мелким пустяковым вещам». Вскоре пришло известие, которое могло порадовать и парламент, и страну. В начале октября Тёрло объявил парламенту, что адмирал Блейк захватил несколько испанских кораблей с серебром на пути в Кадис. Это можно было рассматривать как знак, что Господь не отвернулся от Англии. Парламент назначил день для всеобщего благодарения.

В это время в Англию прибыл новый венецианский посол Джованни Сагредо. Он писал, что встретил «не элегантных кавалеров, а кавалеристов и пехотинцев; вместо музыки и балетов у них звуки труб и барабанный бой; они говорят не о любви, а о делах Марса… никаких мушек на лице, только мушкеты на плечах; они не отказываются от сна ради развлечений, но их суровые правители и вовсе не дают спокойно уснуть своим противникам. Одним словом, тут кругом презрение, подозрения и мрачные, грозные лица…».

Парламент, кроме государственных дел, постоянно занимался личными обращениями и законопроектами по частным вопросам. Один из парламентариев сетовал, что «одно дело теснит другое». Казалось, что, как и предыдущий парламент, он не сделает ничего существенного. Однако религиозное рвение членов парламента проявилось в полной мере, когда на рассмотрение поставили дело Джеймса Нейлора. Он был квакером, чьи проповеди пробуждали в его последователях апокалиптические устремления. Его называли «надеждой Израиля» и «Агнцем Божиим». Летом того года ему устроили вход в Бристоль, подобный входу Христа в Иерусалим: две женщины вели под уздцы его лошадь, а другие кричали: «Осанна, осанна, осанна, Господь Бог Израилев». Нейлора арестовали и предали суду парламента. На допросе он сказал: «Я послан как знамение, чтобы собрать наш народ».

После появления Нейлора девять дней шли дебаты, на которых решили, что такое ужасное кощунство более опасно для страны, чем любой испанский военный корабль: оно бьет по самому дорогому, в самое сердце отношений народа с Богом. «Давайте все закроем уши, – предложил один парламентарий, – и забросаем его камнями». Неясно, имел ли парламент судебные полномочия наказывать этого человека, однако члены парламента проголосовали за то, чтобы поставить Нейлора к позорному столбу, бичевать на всем пути, проткнуть язык раскаленным железом, выжечь на лбу клеймо в виде буквы «Б» как богохульнику, а затем отправить в тюрьму на неопределенный срок.

Суд Божий над телом пророка состоялся в конце года. Томас Бертон записал в своем дневнике, что «сумасшедший торговец Рич все время с непокрытой головой сидел у ног Нейлора. Время от времени он пел, плакал, гладил его волосы и лицо, целовал руку и поцелуями снимал жар с его лба». Нейлор терпеливо сносил страдания, очевидцы сочувствовали жертве гнева парламента. Кромвель и сам хотел знать «основания и причину» для такой узурпации судебной власти, однако так и не получил ответа просто потому, что приговор был и деспотическим, и безосновательным. Некоторые современники предупреждали, что если парламент считает возможным осудить и наказать одного заблудшего человека, то как остальные могут чувствовать себя в безопасности?

В начале 1657 года встал вопрос о продлении «десятипроцентного налога» на содержание генерал-майоров. К удивлению многих, зять Кромвеля Джон Клейпол выступил против этого билля. Почти все посчитали сей факт свидетельством того, что протектор потерял поддержку «божьих» полевых командиров. Сам парламент в значительной мере составляли люди из общин, подвергшихся суровым взысканиям генерал-майоров, и билль отклонили большинством в тридцать шесть голосов. «Благочестивый» эксперимент был завершен.

Был поднят и другой вопрос о власти. Не стоит ли Кромвелю теперь стать королем и заменить династию Стюартов династией Кромвелей? Возврат к традиционной форме правления отвечал желанию многих людей. Если бы Кромвель стал королем, он, возможно, смог бы обуздать притязания парламента, который уже вышел за пределы своей компетенции. Газеты предвкушали скорое «изменение формы правления». 19 января 1657 года один из членов парламента, Джон Эш из Фрешфорда, предложил, чтобы Кромвель «принял на себя правление согласно древней конституции».

23 февраля сэр Кристофер Пэк представил документ под названием «Смиренная петиция и совет», в котором говорилось, что Кромвель должен взять «наименование, образ, титул и достоинство короля» и восстановить палату лордов. Ярость противников монархии, прежде всего в военной среде, не знала границ. Генерал Джон Ламберт заявил, что такой возврат к прошлому будет противоречить принципам, за которые сражались он и его товарищи солдаты. Монархия настолько запачкана в крови, что ее нельзя восстанавливать. Это были не только слова. Кромвелю доложили, что группа солдат дала клятву убить его, если он примет королевский титул.