Наследие предков - Даниэль Зеа Рэй

Терра обернулась и взглянула на него.

— Желание познать победило мою нравственность.

— «Нравственность», — прошептал Гелиан. — Откуда тебе известно значение этого слова?

— От Шанталь. Она любила называть мое поведение «безнравственным». Однажды, я поинтересовалась, что это значит. Сестре пришлось мне объяснить.

— И много таких непонятных для тебя слов знала Шанталь?

— Достаточно, — кивнула Терра.

— А тебе не казалось странным, что твоя сестра знает эти слова, а ты — нет?

— Шанталь много времени проводила в беседах с отцом. Так что, ничего странного.

Гелиан встал со стула и подошел к Терре.

— Очень часто познание сталкивается с нравственностью. И если нравственность побеждает, познание утрачивает возможность превратиться в знание.

— Но если побеждает познание, то человек утрачивает нравственность, — вторила Терра.

— Согласен. Вопрос лишь в том, насколько далеко человек может зайти.

— Некоторые из ученых заходили так далеко, что переставали быть людьми, Гелиан.

Он наклонился и прошептал ей на ухо:

— Ты не одна из них.

— Я делала то, что делала, потому что ведала больше, чем люди из моего поселения. Окажись я в прошлом, среди предков, мои действия никто бы не счел «безнравственными».

— Вот видишь, ты не преступила черту. Но, почему мне кажется, что ты все равно осуждаешь себя?

— Потому что чувствую, что могла бы ее преступить, — она повернулась к нему, заглядывая в глаза. — С тобой никогда так не было? Ты задаешь себе вопрос и понимаешь, что сможешь на него ответить, если сделаешь нечто ужасное.

— Каждый, кто стремится что-то познать, рано или поздно задает себе этот вопрос. Но, задать вопрос и сделать нечто ужасное — это разные вещи, Терра.

— А ты? Ты преступал когда-нибудь черту?

Терра с иглой в руке ждала его ответа.

— Нет, — ответил он и улыбнулся ей.

— Однажды, я наблюдала со смотровой вышки как от черного крапа умирает доброволец за стеной. Три дня подряд я приходила туда на рассвете и уходила, когда темнело. И пока он погибал на моих глазах, в моей голове не возникло мысли о том, чтобы выйти к нему и попытаться хоть чем-нибудь помочь. Желание увидеть, как развивается болезнь лишило меня человечности, Гелиан. Это как раз-таки и была та черта, за которую я заступила. Тот несчастный умер и его тело поглотила буря. А я сделала запись в тетрадь о том, что видела, и поставила точку.

— Тебе бы все равно не позволили к нему приблизиться. Ты просто знала об этом, поэтому у тебя не возникло мысли помочь страдальцу.

— Не все так просто, Гелиан. Я была поглощена этим зрелищем и с интересом впитывала новые знания. Тот человек… То был живой человек. Вот Катерина. Она мертва. Смерть изменила ее. Я вижу эти изменения и описываю их словами. Мне неприятно то, что я делаю. Но, я должна найти ответы на вопросы о том, что же с ней произошло. Сегодня, когда мы уйдем отсюда, я проведу в ванне не меньше часа соскребая с кожи и волос запах ее смерти. Но, тот человек был жив. Смотреть на его страдания было волнительно и страшно. А соскребать с кожи, когда он умер, было нечего. Снаружи я осталась чистой. А внутри меня что-то изменилось. Я изменилась. Ты просишь меня найти лекарство от черного крапа. Ты же понимаешь, что для этого кому-то придется принести себя в жертву?

— Эти жертвы умирают под стеной каждый месяц, — махнул рукой Гелиан, возвращаясь к стулу. — Вот он — твой шанс помочь им.

— Я не о том говорю, — покачала головой Терра. — Ты же понимаешь, что мне придется выйти за стену, чтобы попытаться помочь им?

Лицо Гелиана застыло, словно маска. Внезапная очевидная правда только что обрушилась на его плечи.

Дверь в кабинет отворилась и в нее вошел Радомир.

— Вот, держи.

Радомир передал Терре в руки стеклянную бутыль и пристально взглянул на Гелиана:

— С тобой все в порядке?

— Да, — кивнул Гелиан и тут же отвернулся, глядя на исписанный чернилами лист бумаги.

— Ну что ж, Терра, — вздохнул Радомир, — твое заключение?

— Отдай препараты химику. Думаю, он найдет следы мышьяка.

— Радомир, — позвал его Гелиан.

— Да?

— Сегодня вечером приходите с Авророй ко мне в лабораторию. Разговор назрел.

— А сейчас поговорить мы не можем?

— Нет. Лучше вечером.

— Ладно, — пожал плечами Радомир. — Терра, ты иди. Я все сам закончу.

— Уверен?

— Конечно. Спасибо за помощь.

***

Терра вышла из больницы первой, проигнорировав предложенную руку Гелиана.

— Мы можем поехать верхом, — напомнил он, нагоняя ее и подавая знак Юзефу, чтобы тот следовал за ними.

— Хочу пройтись. На людей посмотреть. Небо над головой увидеть, в конце концов.

Она остановилась и запрокинула голову, любуясь причудливыми бликами на защитном поле, экранирующем небо. За этим экраном были облака. Белые, пушистые, наплывающие друг на друга и стелющиеся вплоть до линии горизонта.

— «Когда все смотрят вверх, только глупец глядит себе под ноги», — произнесла она и повернулась к Гелиану, смотрящему на нее.

— Зачем мне смотреть на небо, если я могу смотреть на тебя?

Терра ощутила, как ее щеки становятся пунцовыми.

— Значит, ты глупец?

— Наверное. Только остальным об этом не говори: расстроятся.

Терра невольно улыбнулась и тут же отвернулась, пряча улыбку.

— Господин, госпожа…

Гелиан и Терра кивнули прохожим и направились дальше.

— Здесь не все женщины ходят в штанах. И юбки у них разной длины, — заметила Терра.

— Первое, что сделала моя мать, попав на новые земли, это сменила наряд. Сначала она надела мужские штаны в знак своего протеста против правил, обязывающих женщин прятать ноги. Затем нашла портного и попросила его сшить ей костюм. Тот костюм не был похож на нынешние костюмы Главного дома. Он был…

— Скромнее?

— Да, скромнее. Когда мода на штаны среди женщин расползлась по всему поселению, мама продолжила эксперименты с одеждой и тканями. Женщины продолжали раздеваться, выпячивая части тела напоказ, а терпение мужчин начало трещать по швам.

— Они желали видеть жен голыми только в спальне, а не на улице? — предположила Терра.

— Безусловно. Конец спорам положил Август Ребров. Он объяснил матери, что мода на откровенные наряды приведет лишь к одному: мужчины станут думать, что им позволено не только смотреть на незнакомых женщин, но и прикасаться к ним. Мама пошла на попятную, но было уже поздно. Женщины не желали облачаться в длинные юбки. Тогда, мама придумала костюм, который обязала носить всех женщин, имеющих отношение к Главному дому. А всем остальным рекомендовала не надевать на себя ничего похожего на этот наряд, дабы жители и служащие Главного дома могли опознать друг друга издалека.

— То