Обещание Гарпии - Дмитрий Емец

Капли взорвавшегося Груна, покрывавшие пол и стены, стекая, разделялись. Из одних капель собирался малыш Груня. Другие капли спешили проскользнуть в ту же трубу, что и Фазаноль.

Оркестр гномов и разлучница тётя Поля исчезли. Белава, только что гонявшаяся за тётей Полей с тяпкой, оставшись без удачливой соперницы, переключилась на Пламмеля. Решив обидеться, она швырнула в него одним из колец – не самым ценным, как сказал бы стожар, – и рванула к выходу. За ней заторопился опомнившийся Пламмель.

– Холёсий котик! Так и буду тебя называть! Иди к своей тухлой шляпке! Она тебя тортиком накормит! – восклицала Белава, с омерзением хохотала и на бегу царапала Пламмеля длинными ногтями. Она явно собиралась дорого продать прощение.

Малыш Груня, собравшись из капель Большого Груна, ковыляя, подошёл к Еве и уставился на неё и на баранца. Он был меньше прежнего, но тем не менее это был именно Груня. Он стоял рядом с Евой и любовно трогал её липкой ручкой. Еву это тревожило. С протоплазмиями, даже хорошо к тебе относящимися, всё очень непросто. Когда протоплазмий сообщает глазами: «Я так тебя люблю, что съел бы!» – это часто не шутка. Любовь у протоплазмиев желудочная, как, впрочем, и весь строй их мысли.

Зажатая между малюткой Груней и баранцом, Ева сидела и дрожала. Она ещё не осознала, что всё кончено, и поле боя осталось пока за ней.

Когда говорят «такой-то свалился ей на голову», обычно подразумевается внезапный приезд. Однако сейчас это можно было понять буквально. Где-то наверху разверзлась неведомая хлябь, и вместе с потоком воды из прорванной трубы на голову Еве свалились Настасья и Бермята.

Настасья торопливо замахала руками, перенаправляя воду по другому адресу. Бермята осмотрелся. Убедился, что стрелять не в кого, и убрал свой красный магстолет. Потом они с Настасьей бросились к Еве и провозились с ней минут пять. Попутно Бермята занялся пуповиной баранца. Во всех его действиях проявлялся хороший ветмаг. Работал он уверенно и очень спокойно, и баранец подпустил его к себе, не осыпав обжигающими искрами.

– Убоись, призрак клинический! Ничего ужасного не наблюдаю! – сказал Бермята, обрабатывая рану. – Кровь остановилась бы и сама. Кстати, она как смола, превращается в янтарь! Обожаю эти переходные виды! Когда им нечего делать, они вполне могут подзаняться фотосинтезом.

– Как вы сюда попали? – спросила Ева, отворачиваясь, чтобы не нюхать нашатырь, который совала ей под нос Настасья.

– Деревяши провели, которые у лестницы стоят, – отозвался Бермята. – У них связь со всеми растениями и деревьями.

– «Зингер» же из бетона!

– Здрасьте! А балки? А перила, а стулья в кафе? А стеллажи? Да тут полно дерева, только оно в глаза не бросается. Весь вопрос в том, чтобы деревяши тебе поверили. Они магов недолюбливают, и есть за что, будем откровенны. Маги ведут себя мерзко, в стиле «Вареника-шизофреника». Мол, я такое всё млекопитающее, что для лишней вакуоли места нет! Вот и млекопитайся себе, бактерия кефирная!

– И как ты добился доверия деревяшей? – спросила Ева.

Бермята вдохновенно надул щёки, волосы его встопорщились, и лицо стало совершенно бетховенским. В голове у Евы неспешно загрохотал, задвигался басовыми октавами, заторопился фортепианным камнепадом, заплакал скрипками невидимый оркестр, исполняющий «Лунную сонату».

– Ну, знаешь ли… доверия! Ты меня обижаешь! Я использовал универсальную психологическую магию межвидового доверия! Сложная формула, я осваивал её много лет… – важно произнёс Бермята.

– Удобрений, что ли, бутылку выставил? – спросила Ева.

Бермята смутился:

– Выражайся точнее! Что такое, в сущности, удобрения, как не магия многих микроэлементов, разворачивающаяся в растительном желудке деревяша? Натуральный привкус азота, романтическое щекотание сероводорода, сложная до противоречивости гамма аммиака – и всё это в сочетании с причудливым вкусом минеральных биодобавок!

– Тебе б в пишмагер! Или рекламу писать! – оценила Ева.

Бермята довольно кивнул:

– Огнедышащий Мамай! Ещё бы! Вот где бы я развернулся! «Йогурт “Йося” с живыми бифидобактериями уже ползёт за вами! Успей съесть его первым!», «Набор волшебных палочек в футляре для зубочисток! Воландеторт даже не успеет понять, чем его ткнули!», «Ваша девушка хмурится? Шоколадка “Повидлыч” снимет с неё охмуряющий сглаз!», «Вода из козлиного копытца покажет всем истинное лицо вашего младшего брата!»

Ева посмотрела на баранца. Тот больше не дрожал. Даже отыскал где-то цветок в горшке и объедал его листик за листиком. Выражение морды у него было гурманствующее. Ну да что с него взять! Баран – он и в Африке баран! Как только за тобой перестали гоняться, появился повод поесть!

– Я победила? – спросила Ева, вспоминая юркнувшего в трубу Фазаноля.

Настасья очень в этом усомнилась:

– Хотелось бы, конечно, в это верить, но у меня что-то не стыкуется… Видимо, всё дело в оливковой магии. Вряд ли Фазаноля всерьёз могла одолеть толпа поющих гномиков. Взрыв протоплазмия? Это уже удар посильнее. Плюс, конечно, удачливость и пишмагер. Кроме того, там в переулочке сосредотачивается непобедимый отряд Люборы. Гипсуют Бонифация для новой атаки! На их месте я бы его забетонировала!

– А Нахаба?

– Куда ж без него! Стянул на Невский магспект всю магтербургскую рать. Плюс сказочники. Плюс толпа ведьмочек из косметических салонов. Напрасно улыбаешься! Это такая дикая дивизия, что им даже ножниц острых не дают!

Бермята позволил себе слишком энергично встряхнуть баранца и ойкнул, обжегшись искрой.

– Не, ну это перебор! Куда денем животину? – спросил он озабоченно.

– В Магзо, – сказала Настасья. – Вручим его Неверу! Пусть помидорчик порадуется.

– А он справится?