Возвращение Томаса. Башня-2 - Юрий Никитин

Олег с тяжелым вздохом сел на широкую лавку, что служит и ложем. Томас с раздражением наблюдал, как тот деловито сбрасывает сапоги, ставит рядышком, чтобы пятки вместе, носки врозь, аккуратность выказывает, затем калика завалился навзничь, руки за голову, могучие мышцы вырисовываются выпукло и красиво.

– С утра ехать надо, – сообщил он сумрачно. – Неча тянуть.

– Куда ехать?

– Поговорить с теми, – ответил Олег, – кто все это затеял. Язву, как здесь ее зовут.

Томас покосился на меч в углу и разложенные по лавке доспехи.

– Поговорить?

– Я все делаю миром, – ответил Олег, подчеркнул: – Всегда!.. Конечно, когда удается.

– Хорошее уточнение, – буркнул Томас. – Своевременное. А то бы я кое-что напомнил. Ты уже выяснил, где искать?

– Примерно.

– Насколько?

– Где-то за монастырем, – ответил Олег уклончиво. – Чутье на что?

Он хмуро смотрел на Томаса, зеленые глаза загадочно блистали. Монастырь на зеленом островке казался ему льдиной в океане гнилой слизи. И ощущение упорно твердило, что льдина тает, упорно подтачивается волнами. И хотя настоятель уверяет, что зеленый круг неизменен вот уже сколько лет, опыт участника многих баталий подсказывает, что любую пассивную оборону в конце концов взламывают.

Томас после беседы со святыми отцами пребывал в таком просветленном состоянии, что вот-вот на спине начнут пробиваться культяпки белых крыльев.

Он переложил доспехи на пол и широкий подоконник, но в возбуждении не мог усидеть на освободившейся лавке, заходил взад-вперед по тесной келье, кулаками стучал то в ладони, то по бокам.

– И что, – сказал он обвиняюще, – хочешь сказать, что ты читал когда-то эту Святую книгу? Вот уж не поверю!

– Твое дело, – буркнул Олег. – Вообще-то я чего только не читал… Есть люди, что читают только умное, а я мел все подряд. Даже эти вот, ха-ха, святые книги! Видел бы ты тех ребят, что сочиняли эти святые тексты! Нет, у тебя душа поэта, больно ранимая и политесная. Тебе правду знать нельзя. Как думаешь, нам поесть дадут или надо?..

Томас вскрикнул:

– Только не колдовством! Только не колдовством в таком святом месте!

– Да ты че? – удивился Олег. – Я хотел только сам пойти поискать на кухне.

Томас сказал раздраженно:

– Сэр калика, я что-то вас не разумею. Мы ехали с великой и благородной целью: отыскать логово местного дьявола и разнести его вдрызг! Я все время ломаю над этим благородную рыцарскую голову, а вы, сэр калика…

Олег слушал с кривой усмешкой. Когда Томас сердился по-настоящему, он всегда набундючивался, становился невыносимо напыщенным и обращался к нему подчеркнуто вежливо, ибо небрежными бываем только с друзьями, а с чужаками и противниками мы намного корректнее.

– Ты прав, – ответил он неожиданно, – ты прав, благородный сэр Томас. Я веду себя, как распоследняя свинья. Оттого, что знаю больше, вовсе не значит, что я должен вот так… Извини! Давай в самом деле в задницу… в смысле отринем мирское и поговорим о том, как достичь логова и сокрушить, кто там сидит.

Томас, несколько смущенный, что язычник так быстро и искренне признал неправоту, это в первую очередь выказывает благородство натуры, проворчал:

– Да, конечно… давай. Хотя, конечно, насчет хорошего ужина идея неплохая. Все-таки в этом проклятом болоте я потерял фунтов десять хороших мускулов, а это нехорошо. Они еще пригодятся, думаю.

– И у меня есть такое чуйство, – согласился Олег. – С чего бы?

Они улыбнулись друг другу, как два волка перед набегом на стадо, где, кроме жирных овец, есть злые собаки и пастух с дубиной.

Раздался стук в дверь, Томас крикнул:

– Открыто!

Дверь отворилась, Томас в удивлении выпучил глаза на папского прелата, вскочил, едва не отбивая бока хвостом от великой почтительности и усердия, сказал торопливо:

– Входите, ваше преосвященство!.. Если, конечно, вы не ошиблись дверью.

Прелат ответил с кротостью, что пуще всякой гордыни:

– Нет, не ошибся, сын мой. Спасибо.

Он переступил порог, дверь за ним закрылась. Томас придвинул прелату единственное кресло.

– Прошу вас, ваше преосвященство!

Олег наблюдал со сдержанной насмешкой, рыцарь к лицу высокого духовного звания проявляет больше почтительности, чем к королям, сам же никак не высказал своего отношения, а прелат, понятно, на него посматривал чаще и с опаской.

– Мы здесь, – сказал Томас первым, – ваше преосвященство, прикидываем, где у Адовой Щели может быть уязвимое место. Но трудно что-то говорить, когда прем наугад…

Прелат степенно опустился на сиденье, положил руки на подлокотники, особенно широкие в сравнении с его тонкими иссохшими костями.

– Я подходил близко, – обронил он, – но зайти не сумел… Слишком могуче Зло, слишком сильна его власть над нашей плотью. Я убоялся, что не смогу… что не устою… Увы, я всего лишь человек…

Томас молчал, не зная, что сказать, прелат смотрел на них настолько глубоко запавшими глазами, что иногда глазницы выглядели пустыми.

Олег после долгой паузы обронил:

– Ну, как понимаю, вы не простой человек. Простые сидят дома и пьют пиво. Или пьют пиво в компании таких же простаков. А вы – человек церкви.

Прелат покосился на Томаса, тот сама почтительность перед святостью человека Ватикана, вздохнул и сказал Олегу кротко:

– Служителями церкви не рождаются. Все приходят разными путями.

Томас спросил почтительно:

– Но у вас-то путь был прямой и короткий?

Прелат помялся, снова вздохнул.

– Не совсем, сын мой. Я бы сказал точнее, совсем не так. Однако Господь наш сказал, что одна раскаявшаяся блудница ему дороже, чем сто девственниц… на сии великие слова уповаю, в них мое спасение! Я, сын мой, в молодости вел несколько недостойную и не совсем честивую жизнь…

Он замялся, подыскивая слова, Олег буркнул с иронией:

– Ага… недостойную и не совсем честивую жизнь… гм… я бы сказал, очень мягко сказано.

Томас вертел головой, начиная сам договаривать недоговоренное, но от этого становилось так страшно, что готов был сунуть голову под одеяло и крепко-крепко зажмуриться. Прелат бросил на него быстрый взгляд, вскинул брови и посмотрел вопросительно на Олега. Тот кивнул успокаивающе, дескать, этот свой, хороший и простой рыцарь, дуб дубом, как все военные, все равно ничего не поймет. А что поймет, все равно завтра забудет.

– Да, – ответил прелат с глубоким вздохом, – ты сказал верно… странник. Я щажу себя даже теперь. Конечно же, я вел очень распутную и недостойную жизнь.