Синдром - Джон Кейз

Эйдриен продолжила поиск информации по делу об убийстве, просматривая ссылки, в которых фигурировали слова «снайпер» и «мощная винтовка». Как следовало из газетных статей, ямаец-медбрат не подозревал, что его подопечный мертв, пока кто-то не закричал, – только тогда он увидел кровь. «Я ничего не слышал, – сказал медбрат в полиции, – и не видел поблизости вооруженных людей». По всей видимости, ничего не заметили и остальные. Это-то и привело следователей к заключению, что убийца использовал глушитель. Эйдриен вспомнилась толстая черная трубка в светло-зеленом футляре под кроватью сестры. Расследование осложнялось тем, что жертву переместили с места смерти, и потому установить, откуда произвели выстрел, стало невозможно. Как выразились полицейские, это все равно что играть в шарады.

Проштудировав статьи об убийстве Крейна, Эйдриен принялась искать продолжение истории, вопреки всему надеясь, что убийцу все-таки нашли. Однако, как и следовало ожидать, дело осталось нераскрытым. После убийства прошло две недели, а у полиции не было ни мотива, ни подозреваемых, ни ценных свидетелей, ни орудия преступления. Следователи терялись в догадках.

Как и Эйдриен. Она не сомневалась, что в деле замешана ее сестра. Не исключено, что она непосредственная виновница гибели старика – только вот зачем ей это понадобилось?

Откинувшись в пластиковом кресле, Эйдриен подняла взгляд на потолок, освещавшийся флуоресцентными лампами, и потянулась. Она не полицейский и не имеет представления, как расследовать убийство. Но любому ясно, что каждое преступление имеет две стороны – преступника и жертву. Более того, в данном конкретном случае у нее явное превосходство над полицией: она неплохо представляет себе убийцу.

Только кто жертва Нико? Единственное, что Эйдриен знала наверняка, – сестра преодолела тысячу миль, чтобы убить умирающего, питавшего слабость к закатам. Как там его назвали в заголовке? «Старый горожанин»?

Или… не так. Не совсем так. Эйдриен вернулась к самой первой статье и сразу увидела, что в заголовке имеется запятая и еще одно слово. «Жертва снайпера – видный старый горожанин». Значит, он не просто старик, которого все в округе знают.

«Хорошо, – подумала девушка и вновь села за компьютер. – Попробуем выяснить, чем он прославился».

Шоу с Дюраном сидели за столиком кафетерия для сотрудников больницы и разговаривали, стараясь не обращать внимания на звон столовых приборов, бряцание подносов и мелькающих перед глазами медсестер и врачей. Стены столовой украшали вырезанные из картона жареные индейки – наступал День благодарения.

Психиатр озадаченно понаблюдал, с какой жадностью пациент поглощает куриную лапшу, сложил руки на груди и через некоторое время признался:

– Не знаю, как нам поступить… Я не вижу никаких признаков улучшения. Более того, ваше психическое расстройство только прогрессирует.

– Правда? – удивился Дюран. После операции он чувствовал себя необычайно собранным и бдительным. А раньше он будто смотрел на мир сквозь тусклые стекла и жил под воздействием седативных средств. И хотя восторг от радости бытия стал потихоньку угасать, ясность ума не слабела. Теперь все выглядело ярче, чем прежде, цвета казались более насыщенными, а звуки – громкими и отчетливыми.

Шоу сложил ладони, подался вперед и поведал пациенту:

– Я бы хотел попробовать пентатол натрия.

Дюран удивился:

– «Сыворотку правды»?

Психиатр поежился.

– Да, небольшую дозу. Ничего другого просто в голову не приходит. Конечно, можно оставить все как есть и надеяться на милость природы. Но буду с вами откровенен: за все это время мы ничего не добились – вы упорно блокируете информацию.

– Как?

– Вы точно прячетесь под панцирь. Ваша память напоминает черный ящик: только я пытаюсь копнуть прошлое, как натыкаюсь на стену. И хоть убейте, не понимаю – почему.

– Полагаете, пентатол натрия…

– Поможет? Да, надеюсь.

Дюран задумался.

– А почему вы убеждены, что проблема носит психологический характер? Ведь амнезия может быть вызвана и физиологическими причинами…

– Мы все проверили заранее, – сказал Шоу. – Нет никаких признаков повреждения мозга. Ни одного. Здесь имеет место патологическое отторжение.

– Отторжение чего?

– Вашей личности.

Джефф неторопливо потягивал из ложки бульон, обдумывая слова доктора. Затем склонился над столом и спросил:

– Вы хотите сказать, что у меня психиатрический эквивалент автоиммунного заболевания?

Психиатр прикрыл глаза и усмехнулся.

– Совершенно верно. Но меня беспокоит и кое-что другое. Я заметил, что вы начинаете впадать в депрессию. – Не дав пациенту возразить, доктор продолжил: – Сама по себе депрессия – не такое уж и редкое явление в послеоперационный период. И все же у вас она проходит несколько глубже, чем я ожидал.

Собеседник покачал головой:

– Не замечал за собой ничего подобного. Даже напротив: я бодр, как никогда.

– Да, это сразу бросается в глаза. Но сейчас я о другом. – Врач заколебался. – У вас притупляется восприятие. Должен вас огорчить – это симптом маниакальной депрессии.

Дюран нахмурился:

– И если это произойдет?

Шоу запустил в волосы пятерню.

– Надо бы, конечно, подождать результатов анализов… Однако я не уверен, что мы можем себе позволить затягивать лечение.

– Почему? – удивился пациент.

– Мы еще не обсуждали ваше финансовое положение. Вы ведь не имеете права лечить людей – у вас нет квалификации.

– Насколько нам известно.

Психиатр улыбнулся:

– В точку! «Насколько нам известно». И что произойдет, если вы ошибаетесь? Вы богаты и независимы?

Дюран задумался.

– Мои родители погибли, и у них была какая-то страховка.

– Вы о каких родителях говорите? Мистере и миссис Дюран?

– Наверное.

– Хм… – Шоу нахмурился. – У вас наверняка есть какие-то сбережения – невозможно жить только с двух клиентов. Или ваши гонорары больше, чем у меня.

Дюран ответил слабой улыбкой:

– Не помню, чтобы беспокоился о деньгах. Думаю, имеет смысл позвонить в банк…

Психиатр кивнул и откашлялся.

– И еще, хм… Что насчет Эйдриен?

Собеседника удивила такая постановка вопроса.

– А что с ней?

– Вы явно нравитесь друг другу. Мне интересно – в каких вы отношениях?

Джеффри нахмурился:

– Она истец, я ответчик.

Шоу улыбнулся: