Шестой уровень - Фридрих Незнанский

Митяй с тревогой прислушивался к происходящему за стенами темницы. Вчера он сделал вид, что не придал значения словам плешивого, который настоятельно советовал понаблюдать за ходом «образцово-показательной» процедуры наказания рабочего за попытку бегства из лагеря. Однако на самом деле Митяй понимал, что предстоящее будет служить для него чем-то вроде назидания: мол, погляди, что с тобой будет в случае непослушания, — и потому пленника охватывало невольное волнение.

Он соскочил с топчана и, подтянувшись на решетке, выглянул наружу.

На плацу вновь были выстроены правильные квадриги одинакового серого цвета. Посередине, там, где обыкновенно во время утренней поверки расхаживал важный чин, заложив руки за спину в выкрикивая гортанные команды, теперь стояла узкая длинная скамья. У подножия скамьи в этот самый момент тощий рабочий сваливал нечто вроде вязанки хвороста. Приглядевшись, Митяй понял, что это длинные, в полтора метра, гибкие палки. Невольный мороз пробежал по спине. Заключенный уже знал, как будут дальше разворачиваться события, в все-таки не мог оторвать взгляд от происходящего.

Перед строем провели худенького маленького человечка. Спотыкаясь, он брел вдоль плаца, не подымая головы, и в его осанке, движениях — вся его фигура выражала пугливую покорность и ожидание. Это шел человек, обреченный на муки и уже смирившийся с их безжалостным приходом.

Сдвинув брови на переносице, Митяй наблюдал.

Вот перед скамьей появился знакомый высокий чин. На сей раз он не произнес ни слова. Сложив руки на груди, он демонстративно отвернулся от провинившегося, которого в этот момент подвели к месту наказания, в лишь небрежно кивнул своему адъютанту. Адъютант взмахнул рукой.

Беглеца уложили на скамью лицом вниз и крепко стянули веревками. Он жалобно трепыхался на своем лобном месте, как ягненок, готовящийся к закланию, но не издавал ни звука.

Командир что-то длинно говорил, указывая на несчастного, доводя себя до исступления.

Потом по сигналу командира первая квадрига распалась, но тотчас вытянулась в длинную шеренгу. Те, кто оказался в голове шеренги, разобрали палки — каждый по одной.

По двое рабочие подходили к скамье и наносили провинившемуся пять ударов. Палки свистели в воздухе, и этот пронзительный звук доносился до слуха Митяя даже сюда, в каземат. Экзекуцией руководил энергичный кореец. Он отдавал команды и следил, чтобы те, кто наносил удары, не отлынивали и не пытались бить вполсилы. Впрочем, судя по тому, с какой старательностью рабочие секли своего сотоварища, можно было предположить, что каждый, кто осмелился бы нанести «некачественный» удар, тотчас оказался бы на месте наказываемого.

Серая роба на спине несчастного почернела от крови. Митяй видел, что тело его уже не так остро реагирует на каждый новый удар и подергивания рук становятся больше похожи на агонию. Наконец человечек напрягся и, запрокинув голову, издал жуткий крик — так кричит животное, погибающее от мучительной раны в навсегда прощающееся с жизнью.

А дальше случилось такое, от чего Митяй вдруг почувствовал себя той самой беззащитной крысой, которую он ночью так безжалостно пнул сапогом.

Теперь энергичный кореец подошел к скамье и тоже начал говорить. Да, они всё сопровождали длиннющими речами, при этом чисто театральными жестами простирали руки в сторону портретов своих вождей, прикладывали их к сердцу, закатывали глаза в приливе энтузиазма и прочая и прочая...

Потом подошел начальник, поднес к губам наказываемого портрет Ким Ир Сена, и тот поцеловал сытую физиономию Отца в Солнца.

Митяй, решивший, что экзекуция уже подошла к концу, облегченно вздохнул, но именно в этот момент энергичный сделал какое-то почти незаметное движение рукой, и от привязанного к скамейке корейца по белому снегу вдруг откатился мяч.

«Откуда мяч?! — лихорадочно соображал Митяй, — что за игры?! Какой-то дурдом...»

Он тряс головой, до боли зажмуривал глаза, но все никак не мог и не хотел разглядеть, что это был не мяч, а человеческая голова — несчастного корейца обезглавили.

От неожиданности и ужаса Митяй едва не свалился со своего наблюдательного пункта вниз.

Диким и животным криком вдруг зашелся мальчишка-сокамерник.

Зажав ладонями уши, низко наклонив голову к острым коленям и зажмурив глаза, мальчишка орал — жалобно, отчаянно, страшно. Митяй спрыгнул на пол и крепко встряхнул его за плечи.

Лишь тогда, ошеломленно поглядев на Козлова, подросток смолк, будто подавившись этим своим животным криком, и затравленно забился в угол.

Митяй не знал, сколько прошло времени.

Он потерял счет часам.

Стемнело.

Он лежал на топчане, тяжело дыша, и перед глазами его по-прежнему катился этот мяч-голова, а в ушах звучал крик мальчишки.

Он не притронулся к еде и не сразу понял, когда дверь камеры отворилась и возникший на пороге охранник жестом стал подзывать его к себе.

Будто во сне, Митяй поднялся и покорно дал связать руки за спиной грубой, натиравшей запястья веревкой.

Путь, как и прежде, лежал по длинным запутанным коридорам и гулкой железной лестнице.

Знакомая дерматиновая дверь была приотворена.

Не дожидаясь приглашения, Митяй перешагнул порог комнаты — и остановился, ослепленный острым лучом света. Настольная лампа была направлена прямо в лицо вошедшему. После полумрака темницы открытый сноп света парализовывал, лишал способности двигаться и действовать.

— Садитесь, — на правильном русском произнес незнакомый голос.

Митяй на ощупь опустился на стул. Усаживаясь, он незаметно попытался приподнять стул за сиденье, — увы, тот был намертво привинчен к полу. В прошлый раз, с досадой подумал пленник, я проморгал это обстоятельство. Черт побери неужели теряю форму?!..

— Как вы себя чувствуете? — продолжал голос.

— Могло быть и хуже, — философски откликнулся Митяй. — А где Люй?

— Хорошо, что вы это понимаете, — усмехнулся невидимый собеседник, проигнорировав вопрос пленника. — В прошлый раз вы вели себя более самонадеянно. Я имею в виду ваш разговор с нашим сотрудником.

— С Люем?

— Его зовут Ке Люй. Невежливо так язвительно отзываться о хозяевах.

Митяй равнодушно пожал плечами. На сей раз ему не хотелось вступать в словопрения. Свет лампы нестерпимо резал глаза.

— Нельзя ли отвернуть в сторону этот чертов прожектор? — спросил он.

— Нельзя.

— Но может...

— Здесь условия определяем мы, — перебил голос:

— Что вам от меня надо?

— Не следует прикидываться идиотом, господин Козлов. Время — деньги, как говорят деловые люди.

Товарищ Ке Люй уже сформулировал условия, при которых вам будет сохранена жизнь.