Чары тьмы - Катарина Керр

В «Пшеничном снопе» жил один постоялец, который держался обособленно, — по той простой причине, что приехал из Бардека и почти не говорил по-дэверрийски. Темнокожему Энопо было примерно двадцать пять лет, но он не наносил на лицо узоры краской, как принято в Бардеке, что означало: его семья по какой-то причине выгнала его из дома, и он не принадлежит ни к одному из кланов.

Он путешествовал по дорогам Дэверри с велавелой, сложным бардекианским инструментом, плоским по форме. Этот музыкальный инструмент с тридцатью струнами клали на колени и играли гусином пером.

Поскольку Саламандр достаточно знал бардекианский, то он и общался с одиночкой-менестрелем, который был страшно рад услышать родной язык. В конце дня, закончив представления, они обычно встречались в таверне, чтобы сравнить свои доходы и пожаловаться на жадность людей, живущих в самом богатом городе королевства.

В этот день Саламандр очень хорошо заработал и купил им кувшин бардекианского вина. Когда артисты устроились за столом у стены, Энопо с наслаждением смаковал каждый глоток.

— Хороший сорт, — объявил он. — Но это вино навевает горькие воспоминания о доме.

— Послушай, ты не должен отвечать, если не хочешь, но…

— Я знаю, — он улыбнулся Саламандру. — Твое сердце рассказчика сгорает от любопытства. Почему меня отправили в ссылку? Я не хочу углубляться во все детали, но дело связано с замужней женщиной, очень высокопоставленной, которая была слишком красива для того уродливого старого богача, за которого она вышла замуж.

— Это не такая уж редкость.

— О, нет. Совсем нет, — Энопо глубоко вздохнул. — Пусть он урод, этот ее муж, однако он пользуется большим влиянием на архонтов.

Мгновение они пили молча, в то время как Энопо смотрел в сторону, словно вспоминал красоту любимой. Саламандр решил, что раз Энопо рассказал о причине своей ссылки, он теперь достаточно доверяет гертсину, чтобы сделать следующий шаг.

— Знаешь ли, вино — не единственная великолепная вещь, которую производит Бардек, — осторожно заметил гертсин. — Когда я посещал твою прекрасную и утонченную родину, то с наслаждением выкурил пару трубок опиума.

— А теперь послушай, — менестрель склонился вперед. — Нужно быть очень осторожным с этим белым дымом. Я видел, как люди, которые его курили, постепенно опускались и даже продавали себя в рабство только ради новой порции.

— Правда? Боги, я этого не знал! А если курить трубку время от времени?

— Нужно быть очень осторожным, — повторил менестрель. — Это подобно алкоголю. Некоторые люди пьют вино, и это на них никак не влияет. А другие становятся пьяницами. Но белый дым воздействует по-другому, и зависимость от него гораздо сильнее.

Саламандр притворился, что очень серьезно обдумывает услышанное, в то время как Энопо наблюдал за ним с хитрой улыбкой.

— Я знаю, о чем ты собираешься у меня спросить, гертсин, — сказал он. — И я не знаю никого, у кого был бы опиум для продажи.

— Ну, если он так опасен, как ты говоришь, то лучше не продолжать. Просто мне интересно.

— Насколько я понимаю, в этом городе его курят только господа благородного происхождения.

— Правда? — Саламандр резко выпрямился. — А где ты это слышал?

— От человека с моей родины, одного купца, который проезжал тут примерно… о, думаю, с месяц назад. Он нашел меня по просьбе отца, чтобы проверить, все ли со мной в порядке, и передал мне деньги, которые послали братья. Мы прекрасно поужинали и выпили много вина. — Энопо мгновение выглядел мечтательно. — Мы со старым Лалано поговорили, и он упомянул белый дым. Он сказал, что купцы из Бардека начинают продавать его людям Дэверри; Его это беспокоило, потому что такая торговля позорна. Она пользуется дурной славой у нас дома. И он знал, что здесь она противоречит вашим законам. А у кого тут достаточно денег, чтобы покупать товар, доставленный контрабандным путем?

— Правильно. У кого же еще, кроме господ благородного происхождения?

— Или, может, богатых купцов. Но эти ваши так называемые лорды определенно очень хорошо умеют держать торговцев в черном теле.

«Разве это не интересно?» — думал Саламандр. Если Камдель курил опиум, то это легко объясняет, каким образом мастера черного двеомера вонзили в него свои когти. Гертсин решил, что несколько следующих дней он очень осторожно поспрашивает вокруг. Он будет вести себя так, словно сам намеревается купить товар.

Б этот момент он почувствовал легкое прикосновение к своему разуму, что означало: другой мастер двеомера пытается вступить с ним в контакт. Саламандр спокойно встал.

— Прости меня, Энопо. Выйду на минутку.

Менестрель только махнул рукой. Саламандр поспешно выбрался из таверны и отправился во двор конюшни, где стоял желоб с водой. Позднее солнце блестело на поверхности. Саламандр уставился в воду и открыл сознание, ожидая увидеть Невина. Вместо этого на него взглянуло красивое, но суровое лицо Валандарио. Саламандр слишком удивился, чтобы послать ей ментальный импульс.

«Так вот ты где, — слова возникли в сознании у Саламандра. — Твой отец попросил меня с тобой связаться. Он хочет, чтобы ты прямо сейчас ехал домой.»

«Не могу. Я выполняю задания Мастера Эфира.»

Серые глаза расширились.

«Я не имею права рассказать тебе все, — продолжал он. — Но темные и опасные дела и замыслы…»

«Поменьше болтовни, сорока! Я скажу твоему отцу, что ты задержишься, однако возвращайся домой как можно быстрее. Он будет ждать у границы с Элдисом, рядом с Каннобейном. Пожалуйста, на этот раз подчинись ему.»

Ее лицо исчезло с поверхности воды. Как и всегда, когда с ним связывалась его старая наставница двеомера, Саламандр чувствовал себя глубоко виноватым, незнамо в чем, хотя на этот раз он, вроде бы, не совершал никаких ошибок.

За ужином Блейн настоял на том, чтобы принимать своего двоюродного брата, как почетного гостя. Каждый раз, когда паж называл его лордом, Родри морщился, а если слуги использовали один из его старых титулов, «правитель Каннобейна», у него слезы наворачивались на глаза.

Все эти любезности, которые говорились из лучших побуждений, только заставляли его вспоминать о его любимым Элдисе, его диких прибрежных землях, огромном дубовом лесе, нетронутом с незапамятных времен. Родри был очень рад, когда они с Джилл смогли покинуть стол гвербрета и отправиться к себе в комнату.

Было уже поздно, Родри довольно сильно напился и устал гораздо больше, чем хотел признавать. Пока он пытался снять сапоги, Джилл открыла ставни и высунулась наружу, глядя на звезды. Пламя свечей отбрасывало тени, и ее волосы блестели, подобно тонким золотым нитям.

— Клянусь всеми богами и их женами, — воскликнул Родри. — Мне жаль, что ты не оставила этот проклятый камень в траве, когда увидела его там.

— По-твоему, так было бы лучше? А если бы его нашел мастер черного двеомера?