Семеро Тайных - Юрий Никитин

Он тупо уставился на быстро приближающийся смерч. Не сразусообразил, что это он вызвал, а если не он, то это горячее сердце подмяло подсебя мозги и возопило о крови и сладком отмщении за Колоксая, за свое унижение,за насмешки!

Кольцо серых гор увидел уже сквозь бешено вращающиеся стенкивихря. Тот несся расширяющейся воронкой, круглые стены сходились в узкую щель,где страшно выла пугающая чернота, и когда среди искаженных вершин показалисьте, что напомнили кольцо, он решился на глупость, которая могла разом покончитьсо всеми его планами. Собрал всю волю, закрыл глаза, представил кольцо горяснее, чем видел сквозь стенки вихря, послал Слово Разрушения.

Из груди вырвало сердце, он закричал от боли, его понесловниз. Стенки стали мутными, расплылись розовым. Он знал, что это кровь хлещетиз носа, изо рта, может быть, даже из ушей, потому что слышит только страшныйгрохот в голове...

Внизу горы рушились, очень медленно взвились тучи снега,похожие на облака. Его несло высоко, и, оглянувшись, успел увидеть, что вместокольца высоких гор медленно двигается серая масса, похожая на плывущую грязь.

Дальше в глазах померкло, он страшным усилием воли удерживалсознание, иначе вывалится из вихря... а чтобы убиться с такой высоты, какговорил Мрак, вовсе не надо пяти верст, хватит и четырех...

В окна светили сто тысяч солнц, но в помещении оставалсяполумрак, и когда там повисла слабо светящаяся точка, Россоха сразунасторожился.

Держа защитные заклятия наготове, он отступил в дальнийугол, ждал. Серые точки разрослись до пятен, медленно сдвинулись, началинатыкаться друг на друга, сливаясь в пятна побольше, начали светиться.

Он с нарастающим раздражением смотрел, как в полутьмевыступило человеческое лицо, бросил неприязненно:

— Достаточно!.. Ты же знаешь, что есть для меня яркий свет!

Толстые губы неизвестного медленно шевельнулись, шепотдонесся как сквозь стену, но отчетливо:

— Крот и то видит больше...

Россоха вскинул руки, стиснул кулаки, и свет начал меркнуть.Лицо отступало в тень, размывалось, он прошипел с ненавистью:

— Никогда больше не вторгайся ко мне! Иначе я отучу, самслепец, никогда больше не раскроешь глаз!

На стене остались серые пятна, что измельчались, тускнели,стена быстро возвращалась к черноте. Уже из самой глубины камня донесся слабыйвскрик:

— Погоди!.. Это очень важно!

— Проваливай.

Стена стала совсем черной, только одно пятно в серединесопротивлялось. На его краях вспыхивали лиловые искры. Издалека донессязатихающий глас:

— Опасно... гибель...

Россоха разжал пальцы, сказал сухо:

— Говори, но быстро. А рожу твою грибью видеть не желаю.

Пятно подергалось, пыталось расползтись, но заклятия чернотыдержали крепко. С хмурым злорадством наблюдал, как пятно наконец пересталодергаться, застыло, как раздавленная сапогом жаба. Донесся сладкий приятныйголос, чересчур мягкий для мужчины, Россоха понял, что с ним пытается говоритьта безобразно растолстевшая копна с грибьим именем:

— Прости, я не думал, что ты вспылишь так сразу...

— Извинений не принимаю, — отрезал Россоха. — Говори, иначесейчас же закрываю!

— Над тобой нависла беда, — торопливо сказал голос. — Внашем мире объявился волхв из Леса. Ну, ты его должен помнить... Ты знаешь, чтотолько Лес остался местом, которое мы так и не смогли ни понять, ни увидеть...Этот колдун могуч...

Россоха прервал резко:

— И ты, тварь, решился побеспокоить меня... меня!.. толькопотому, что появился еще один колдунишко?.. Такое же жалкое ничтожество, как тысам?

Голос торопливо прокричал:

— Он уничтожил Автанбора!.. Стер с лица земли весь егозамок, смотровую башню... Я на другом конце земли ощутил грохот, земля подомной дрогнула. Я сразу понял где, а когда посмотрел — волосы встали дыбом!..

— Ну-ну, — буркнул Россоха все еще недоверчиво.

— Там, где была цветущая долина... ты ее хорошо помнишь,теперь куча горячих камней. От них сейчас только жар, словно только чтонасыпали углей из небесного горна! Если знаешь, кто способен на это, скажи!

Рука Россохи уже вскинулась, чтобы стереть изображениенаглеца, медленно пошла вниз. Он сжал губы, складки на лбу стали резче.

— И почему ты решил, — сказал он зло, избегая называтьвторгшегося по имени, — что это свершил этот человек из Леса? Мне он показалсяпростоватым дурнем.

Из стены прозвучало:

— Он приходил к Сладоцвету. Никто бы не узнал, но Сладоцветпоспешил рассказать сразу же после его ухода о дурне, что хочет объединить всехсамых сильных колдунов, чтобы сделать... ха-ха... счастливыми всех людей...

— Такое может возжелать либо очень сильный чародей... либоочень большой дурак, — заметил Россоха своим резким, как скрип напильника,голосом. — В последнее, понятно, верится больше.

— А если то и другое?

— Хуже смеси не бывает, — признался Россоха. — Но я все-такине верю... Что еще?

— И когда Сладоцвет рассказывал, был треск, словно рушилисьстены, крики слуг, грохот, затем услышали страшный крик... ну, того колдуна,дальнего, с которым никто не знается, но который, поговаривают, ведаетисточником воды из подземного мира. И даже вроде бы берет...

Пятно потускнело еще больше, почти не выделяясь из черноты.Россоха нехотя позволил ему увеличиться, но пятно оставалось таким жебезжизненным, словно потрясенный Боровик никак не мог собраться с силами.

— А в чем опасность для меня? — спросил Россоха враждебно.

— Он настойчиво спрашивал о других чародеях... Ему назвалитебя как самого сильного... после него, конечно.

— Конечно же! — сказал Россоха язвительно. — Что ж, если тотлесной человек явится еще разок, он встретит настоящего чародея, а не копну жира.И не дряхлого деда, которого он видел в прошлый раз.

Снизу донеслись крики, шум, грохот. Россоха прислушался, ещеудивленный, что кто-то посмел нарушать его тишину, а из стены прозвучало:

— Не упоминай бера к ночи...

Стена разом стала черной, словно всю залило густой горячейсмолой. Россоха чувствовал, как там уплотняется добавочная стена из заклятий.

Он замер, заклятие застыло на губах, ибо стряслось то, чтоне могло произойти: мир сотряс грохот, затрещал пол под ногами, а стена, гдетолько что высвечивалось пятно с гнусной рожей Боровика, задрожала, как подпорывами ветра дрожит грязный холст, рассыпалась в серые глыбы, а те медленнообрушились... в пропасть, которой не могло там быть!