Семеро Тайных - Юрий Никитин

— Дорогой Беркут, ты прибыл первым, как и должен поступитьне только могучий маг, но и отважный воин.

— Ладно-ладно, — проворчал Беркут. — Если ты сама невоткнешь нож под ребро, то опасаться нечего.

— Да? — промурлыкала она. — Погоди, еще другие не прибыли...

— А кто будет еще? — насторожился Беркут.

Сосику поспешно вмешался:

— Могучий Беркут, Хакама пригласила еще с десятокколдунов... из самых сильных, но ты же знаешь этих трусов! Вряд ли кто прибудетеще. Но мы и трое стоим немало, верно?

Беркут открыл рот, но через комнату пронесся незримый ветер,а из стены медленно вышел, разрывая ее как паутину, приземистый человек, весь взеленом. На зеленом лице выпуклые немигающие глаза смотрели пристально иподозрительно. С ним вошел запах гнили, рыбьей икры.

Хриплый квакающий голос разорвал тишину с таким хлопком, чтовсе вздрогнули:

— Все вы трое не стоите и... У меня лягушки больше знают иумеют. Приветствую тебя, Хакама.

Хакама сладко улыбнулась:

— Ты уже все знаешь?

— Мои уши, как и твои, по всему свету.

Беркут пробурчал:

— Ее ухи только там, куда пробираются муравьи, а твои — гдежабы. За мой защитный круг из них пока никто не прополз.

Хакама примирительно вскинула ладони:

— Успокойтесь, великие! Конечно же мы не можем видеть, чтотворится у других колдунов. Но мы зрим и слышим по всему миру достаточно, чтобысейчас вот слегка... только слегка!.. встревожиться. В мире появился странныйчеловек из Леса. У него красные волосы и зеленые глаза, что указывает наколдовскую природу еще по рождению. К тому же он что-то узнал, чему-то успелнаучиться... Пусть крохи, но это могут быть как раз те опасные крохи...

Она прервалась на полуслове, глаза ее следили за старыммудрецом. Сосику уже набросил на плечи дорожный плащ, поднял посох и,постукивая по струганым половицам, медленно двинулся к лестнице.

Беркут спросил удивленно:

— Ты что же, старик? Думаешь, он тебя пощадит?

Лицо Сосику было просветленным, глаза сияли, как две звезды.По губам скользнула мечтательная улыбка:

— Да.

— Да ты от старости рехнулся!

Сосику покачал головой, посох его опустился на первуюступеньку, старый мудрец с кряхтеньем начал опускаться. Глаза его не отрывалисьот ступеней, колдунов он уже не видел и не слышал.

Голова Сосику еще не скрылась, а Беркут сказал нетерпеливо:

— Давайте о деле. Мне как-то не по себе, лучше поскорее всезакончить и разойтись... Еще надо будет думать, как разойтись, не получив нож вспину! Но пока давайте об этом парне из Леса. Я с ним встречался иразговаривал. Он, в силу своей молодости, просто еще не способен на хитрость. Ато, что может считать хитростью, для нас просто детскость, которую видимнасквозь с другого конца света.

— К тому же силен, — добавил Ковакко. — А сила всегда...Даже мудрый, имея силу, предпочитает противника долбануть по голове, чемубеждать долго и занудно. А чего еще ждать от молодого и дикого полузверя изЛеса?

Колдуны опустили взоры, когда Ковакко прошелся насчет ударапо голове, все люди, все предпочитают решения проще, пусть даже трижды мудрые истарые, а Беркут рыкнул нетерпеливо:

— Да-да, жаба права. Давайте решим, что делать.

На их лица внезапно пал зеленый свет. На стене сновапробежали зеленые молнии, образовали круг, а свет там стал сразу изумрудным.Невиданное дело, в двух шагах тоже возникло зеленое пятно, будто кто-то еще пыталсядокричаться до волшебницы Хакамы!

Беркут и Ковакко переглянулись, а Хакама, косясь на них,прошептала заклятие. Пленка зеленого огня разом прорвалась, в комнату из обоихокон ввалились двое. Один не удержался, растянулся с хриплым криком, второй сделалдва торопливых шага, оглянулся в страхе.

Зеленые окна растаяли, колдун с облегчением перевел дыхание.Одежда его в лохмотьях, лицо в ссадинах, копоти, а пахло горелым камнем. Беркутозабоченно хмыкнул. Хакама видела, как губы лесного колдуна шевельнулись, ноБеркут только сжал поплотнее. Здесь нельзя пользоваться своей магией, чтобысамому не превратиться в гигантский факел.

— Красноголовый, — прохрипел человек, в нем узналиАвтанбора. — Он уничтожил мою башню!

Хакама озабоченно покачала головой, а Беркут сказалсварливо:

— Наверное, какой-нибудь курятник?

— Моя башня... моя башня была из каменных глыб!

— Песок выдуло, — хладнокровно предположил Беркут. — Вот ирассыпалась. А как он ее?

Второй со стоном поднялся, лицо искривилось, волосы покраснелиот засохшей крови.

— Приветствую тебя, Сладоцвет, — сказала Хакама. — Это тожеон?

Колдун, которого она назвала Сладоцветом, дико огляделсявытаращенными глазами, посмотрел наверх, словно страшный человек уже смотрел нанего оттуда. Голос прерывался, слова вылетали хриплые:

— Он... Нет, ударился головой я сам, когда убегал... но онразрушил горы, он сотрясал землю, он...

Он сам трясся как лист на ветру, глаза безумно блуждали.Хакама с брезгливым опасением поинтересовалась у Беркута:

— Ты полагаешь, Сладоцвет тут ничего не спалит?

— Вряд ли. Но помощи от него ждать не придется.

Сладоцвет с трудом выпрямился, сквозь страх на лицепроступили злоба и ненависть. Шипящим, как у змеи, голосом произнес медленно:

— Помощи... нет... не дождетесь... верно... Но если онпридет сюда... а он придет... я обрушу всю свою мощь! Теперь я буду готов.

Беркут скептически выпячивал губу, Хакама же, напротив,одобрительно кивнула. Гордость не позволяет побитому чародею признаваться впоражении, но поддержку примет с радостью. А четыре пары кулаков лучше одной.

Беркут присвистнул, его лицо было подсвечено снизу зеленью,ибо до пояса высунулся из широкого окна. Внизу показалась крохотная сгорбленнаяфигура, сверху совсем жалкая и приплюснутая. Сосику заметно хромал, в еговозрасте даже вниз по такой лестнице непросто, но все же удалялся снесвойственной мудрецу торопливостью.

— Не понимаю, — сказал Беркут, — мог бы вернуться так же,как и явился.

— И потом сутки копить силы? — ответила Хакама загадочно.

— Ну и что?

— Есть дело, которое он не хочет откладывать на сутки.

Беркут покосился удивленно, снова поймал взглядом старогомудреца. Оба видели, как он покачнулся, ухватился рукой за сердце. Затемторопливо перебросил мешок со шкатулкой со спины на грудь, вытащил крохотныйящичек, раскрыл, торопливо шарил внутри.