Золото и тень - Кира Лихт

Персефона уничижительно посмотрела на супруга и ничего не сказала.

– Дорогая, не могла бы ты распорядиться, чтобы ужин сегодня подали пораньше? Поужинаем всей семьей. Будет здорово.

Казалось, Персефона стала чуточку выше, ее янтарно-золотые волосы начали развеваться, будто на ветру, хотя здесь не было даже окон.

– Убирайся с глаз моих, – прошипела она. – Твоя темная энергия высасывает из меня силы и красоту.

Повелитель царства мертвых удрученно поморщился, и Маэль ухватился за возможность перевести тему.

– Кстати, отец, я бы хотел задать тебе вопрос личного характера… – Он мельком взглянул на Энко и Персефону. – Можно поговорить с тобой наедине?

– О пестиках и тычинках и я могу тебе рассказать, – встрял Энко, но Маэль на провокацию не поддался.

Аид тут же просветлел лицом.

– Конечно-конечно! Пойдем со мной, мой Вороненок.

С этими словами он приобнял Маэля за плечи и потрепал его по волосам. В этом жесте читалось столько заботы и нежности, что на секунду я даже забыла, кто передо мной.

Энко скривился.

– У него есть прозвище?! С каких это пор? – Скрестив руки на груди, он осуждающе уставился отцу и брату в спину – те уже отвернулись от нас, направляясь к дверям. – Почему у него есть прозвище, а у меня нет?!

Я мысленно покачала головой. Энко – самый младший в семье, да еще и ведет себя, как избалованный ребенок…

– У тебя есть прозвище, братец, – не оборачиваясь, отозвался Маэль. – Мы всегда его используем, стоит тебе выйти из комнаты.

Смешок Аида эхом отразился от стен.

– Мальчики, не ссорьтесь.

Я увидела, как уголок губ Персефоны дрогнул, но через мгновение она снова превратилась в неприступную Снежную Королеву.

– Да пошли вы все знаете куда?! – Энко презрительно огляделся, щелкнул пальцами и исчез в огненном вихре.

– Вот поэтому у нас нет ковров, – сухо сказала Персефона, одарив меня самой скупой в мире улыбкой.

– Здесь очень… э-э-э… красиво. – Я завертела головой, чтобы богиня не увидела страха у меня на лице. – Все такое современное…

Маэль с Аидом ушли. Теперь я сама по себе. Помоги мне Олимп…

Персефона не ответила. Лишь величественно кивнула, поставила бокал на столик и устремила на меня взгляд – немигающий и пронзительный, словно лазерный луч.

– Ливия, – прошептала она. Ни один мускул на ее лице не дрогнул.

Как мне к ней обращаться? Госпожа Персефона? Богиня?

Правительница царства мертвых?

– Ливия, Ливия, Ливия… – Персефона принялась описывать вокруг меня круги. Так и не решив, как к ней обращаться, я просто сказала:

– Да? – голосом я и правда напоминаю мышку со сломанной лапой.

Персефона остановилась передо мной. Она оказалась так близко, что я разглядела идеальные стрелки у нее на веках.

– Похоже, мои мужчины от тебя в восторге.

– Я… мне…

Персефона цокнула языком, и я замолчала.

– Тебе что? Жаль? – она фыркнула. – Мужчины – глупые, простодушные, ветреные создания. И мой остолоп-муж – отличное тому подтверждение.

Я не разделяла ее уничижительного мнения о мужчинах, но возражать не осмелилась.

– Ты словно глоток свежего воздуха… – Персефона провела пальцем по моей щеке. – Интересная новая игрушка. – Она схватила меня за подбородок, впиваясь ногтями в кожу. – Нимфа, редкое создание, представительница вымирающего вида… – Она прищурилась и добавила: – Такая юная и невинная…

Персефона отпустила меня и сделала шаг назад. Она по-прежнему внушала мне ужас.

– У нас так давно не было гостей… – Богиня растянула губы в притворной улыбке, больше напоминающей звериный оскал. – Ах, где же мои манеры? – она изящно хлопнула в ладоши. – Я совсем забыла познакомить тебя с еще одним членом нашего счастливого семейства!

У меня появилось плохое предчувствие.

– Золотце! – приторно сладким голоском позвала Персефона. – Где ты? Иди к мамочке!

«К мамочке»?! Очень надеюсь, что она обращается не к своему юному любовнику Адонису…

Раздался топот тяжелых лап, и чем ближе он слышался, тем сильнее дрожал каменный пол. Вскоре пол затрясся, как при землетрясении.

– Посмотри, у нас гостья! Поздоровайся с ней! – не сдержав смеха, сказала Персефона. Я застыла, словно каменное изваяние.

Сначала я увидела шерсть и головы. А-а-а, сколько голов! Как много глаз, ушей, зубов…

Я слышала про Цербера, адского пса, но все рассказы померкли по сравнению с реальностью. Он выглядел как воплощение самых страшных кошмаров. Тусклая черная шерсть, три головы, ярко-желтые глаза. Острые когти клацают по каменному полу с таким звуком, словно они металлические. Пес остановился, из его шерсти с любопытством высунулись змеи.

– Хороший мальчик, – Персефона погладила среднюю из трех голов. – Смотри, у нас в гостях нимфа. Она тебе нравится?

Все три головы Цербера одновременно повернулись ко мне. По сравнению со взглядом этих желтых глаз взгляд Персефоны можно назвать милым и приветливым. Почему-то мне показалось, что вопрос «Она тебе нравится?» прозвучал как «Хочешь ее съесть?».

Я все еще не могла пошевелиться. Эванджелина вздрогнула, и я почувствовала ее страх. Ах, почему я не оставила ее дома!

Цербер приготовился к прыжку, который наверняка собьет меня с ног. От громогласного рычания задребезжали стаканы в винном шкафчике. Пес навострил уши. Я подняла руки, надеясь его успокоить.

– Хороший песик, – усмехнулась Персефона.

По спине Цербера пробежала дрожь, змеи зашипели, обнажая длинные клыки. Сейчас пес набросится на меня и съест, а Маэлю Персефона скажет, что у меня возникли срочные дела и я ушла…

Я накрыла рукой Эванджелину, беспокойно елозящую у меня на груди. Все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю. В голове лихорадочно закрутились шестеренки. Физически мне с Цербером не справиться. Докричаться до Маэля вряд ли получится – дворец слишком большой. Я где-то читала, что в такой ситуации нужно отвлечь противника. Вспомнив про цветочные семена, полезла в карман и вытащила горсть.

Цербер снова зарычал.

«Вырастайте!» – подумала я и раскрыла ладонь, вложив в приказ всю силу. Цветочные стебли взметнулись вверх, и как только бутоны раскрылись, я изо всех сил подбросила их к потолку.

Луговые цветы дождем посыпались на пол.

Цербер взвизгнул, поставил уши торчком и с энтузиазмом запрыгал. Он ловил цветы, сжимал их в зубах, тряс мордами и от души чихал, стоило пыльце попасть в один из носов. Когда от цветов ничего не осталось, Цербер подскочил ко мне, сел и выжидательно завилял хвостом.