Меч королей - Бернард Корнуэлл

— Король и выглядеть должен по-королевски, — словно оправдываясь, сказал он.

— Ну конечно, государь, — ответил я.

Этельстан вперил в меня свои умные глаза, пытаясь понять, не насмехаюсь ли я над ним, но, прежде чем он успел что-то вымолвить, я опустился на одно колено.

— Государь, меня радует твоя победа, — смиренно заявил я.

— Так же и я благодарен тебе за твой вклад, — ответил он.

Потом поднял меня и заставил сесть по правую от себя руку. И, глядя на пирующих воинов, я и напомнил про данное мне обещание.

— Я в самом деле поклялся, — подтвердил он. — Поклялся не вторгаться в Нортумбрию, пока ты жив. — Этельстан помедлил и потянулся за серебряным кувшином с эмблемой в виде оленя Этельхельма. — И ты можешь быть уверен, что я сдержу эту клятву. — Говоря это, он осторожно подбирал слова и продолжал смотреть в зал, но потом повернулся ко мне с улыбкой. — И я благодарен Богу, лорд Утред, что ты жив. — Этельстан налил мне вина из кувшина. — Мне сообщили, что ты спас королеву Эдгифу?

— Да, государь. — Мне до сих пор казалось странным обращаться к нему так, как я обращался к его деду. — Насколько мне известно, она в безопасности в Беббанбурге.

— Ты хорошо поступил, — одобрил король. — Можешь отослать ее в Кент и заверить в моей защите.

— И в отношении ее сыновей тоже?

— Ну конечно! — В его тоне угадывалось возмущение тем, что мне понадобилось даже задавать этот вопрос. — Это же мои племянники! — Он потягивал вино, глядя на столы под нами. — И еще я слышал, что ты держишь пленником Этельвульфа?

— Верно, государь.

— Пришли его ко мне. И отпусти священника. — Он не дожидался моего согласия, не допуская мысли, что я ослушаюсь. — Что тебе известно про Гутфрита?

Этого вопроса я ожидал, потому что Гутфрит, брат Сигтригра, унаследовал трон в Эофервике. Сигтригр умер от чумы, и это было почти все, что Этельстан знал о делах на севере. До него дошла весть, что мор прекратился, и он приказал открыть дороги на Эофервик, но о событиях в Беббанбурге ему не было известно ничего. Не знал он ни о судьбе своей сестры, супруги Сигтригра, ни о моих внуках.

— Государь, могу сказать только, что Сигтригр не любил брата, — дал я осторожный ответ.

— Он норманн.

— Разумеется.

— И язычник, — произнес он, глянув на серебряный молот, до сих пор висевший у меня на груди.

— А некоторые язычники, государь, помогли удержать ворота Крепелгейт открытыми для тебя, — огрызнулся я.

Он только кивнул, вылил остатки вина в свой кубок, потом встал и постучал пустым кувшином по столу, призывая зал к тишине. Чтобы гомон стих и все воины посмотрели на него, Этельстану пришлось постучать раз десять. Он поднял кубок:

— Я хочу поблагодарить лорда Утреда, — король повернулся и кивнул мне, — который сегодня преподнес нам Лунден!

Воины разразились криками, а мне захотелось напомнить Этельстану про помощь Бритвульфа, смерть бедолаги Румвальда, да и про то, сколько хороших людей дрались под Крепелгейтом, готовые сложить голову, а кое-то и сложил. Но прежде чем я успел сказать это, Этельстан повернулся к отцу Оде, сидевшему по левую от него руку. Король предложил священнику службу при дворе — то было предложение, от которого Ода не мог отказаться.

Этельхельм погиб. Его перехватили при попытке сбежать через западные ворота. Мереваль, присоединившийся к главной армии, был одним из тех, кто поднял олдермена на копья. Эльфверд откололся от дяди и всего с четырьмя воинами попытался улизнуть через Лунденский мост, но обнаружил, что дорогу ему преграждает форт на южной стороне: он так и оставался под контролем горстки моих дружинников. Он умолял пропустить его, сулил золото, и наши воины согласились, но, когда Эльфверд въехал в ворота, стащили с коня, отобрали и золото, и корону. Его четверо телохранителей просто смотрели.

Потом, когда люди насытились, пирующие запели, и зазвучала арфа, Эльфверда привели к Этельстану. В зале горели свечи, тени от языков пламени плясали на высоких балках. Юнцу было двадцать лет, но выглядел он лет на шесть или семь моложе. Его стерегли два воина. Вид у него был перепуганный, круглое, как луна, лицо перекосилось от рыданий. Дорогую кольчугу заменила домотканая рубаха, доходившая до колен. Пленника втолкали наверх по лестнице, ведущей на помост. Арфист прекратил играть, пение смолкло, Этельстан поднялся и встал перед столом, так что все в притихшем зале видели встречу сводных братьев. Один был высоким и властным, другой жалким. Стражник держал корону, которая была на Эльфверде во время боя. Этельстан взял ее. Повертел, так что изумруды заиграли в пламени свечей, потом протянул Эльфверду.

— Надень ее! — обратился он к сводному брату, стоящему на коленях. — И встань.

Принц молча поднял голову. Руки его тряслись.

Этельстан улыбнулся.

— Ну же, брат, — сказал он и подал Эльфверду левую руку, помогая подняться с колен, после чего вручил ему корону. — Носи ее с гордостью! Это дар тебе от нашего отца.

Эльфверд удивился, но заулыбался, поверив, что останется королем Уэссекса, пусть и в вассальной зависимости от Этельстана, и возложил корону себе на голову.

— Я буду верен, — пообещал он сводному брату.

— Конечно будешь, — ласково промолвил Этельстан, потом посмотрел на одного из стражей. — Твой меч, — потребовал он и, приняв длинный клинок, наставил его на Эльфверда. — А теперь ты принесешь мне клятву.

— Охотно, — промямлил пленник.

— Коснись меча, брат, — велел Этельстан, все так же ласково.

А когда Эльфверд робко положил руку на клинок, Этельстан сделал выпад. Это был прямой, сильный укол между ребрами. Несчастный отшатнулся, Этельстан последовал за ним, и меч пронзил юнцу сердце. Кое-кто в зале охнул, служанка завизжала, отец Ода осенил себя крестом. А Этельстан просто наблюдал за смертью своего брата[7].

— Отвезите его в Винтанкестер, — приказал он, когда кровь перестала течь и последние судороги прекратились. Потом вытянул из раны меч. — Похороните рядом с отцом.

Украшенная изумрудами корона скатилась со стола и стукнулась мне о лодыжку. Я поднял ее и на несколько ударов сердца задержал в руках. То была корона Уэссекса, корона Альфреда, и мне вспомнилось, как перед смертью он сказал мне, что это терновый венец. Я положил ее на скатерть и посмотрел на Этельстана:

— Государь, твоя корона.

— Нет, пока меня не коронует архиепископ Ательм, — возразил Этельстан.

Архиепископ, которого держали во дворце почетным пленником, сидел за высоким столом. Он выглядел смущенным, руки его тряслись, пока он ел и пил, но в ответ на слова Этельстана нашел в себе силы кивнуть.

— Лорд Утред, ты придешь на церемонию, — повелительным тоном продолжил Этельстан, имея в виду, что я должен видеть торжественный момент, когда венценосный шлем Уэссекса возляжет на голову нового короля.