Наездницы - Энтон Дисклофани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего, – вздохнула я, – не обращай внимания.
Я смотрела на свои руки, на руки, которые держал в своих мистер Холмс. Мама отвернулась и прислонилась головой к окну.
– Эта головная боль меня просто убивает, – произнесла она.
Мне стоило больших усилий не расплакаться. Все-таки моя мать была лгуньей, лгуньей, которую я любила, но которая от этого не переставала быть лгуньей. Она уверяла меня в письме, что Джорджи поправится, что она сообщит мне, если этого не произойдет. Только полная дура могла ей поверить, но мне так хотелось ей верить! Я посмотрела в окно и увидела маленькую грязную девочку. Возможно, она была бедной, а ее родителям пришлось покинуть свой дом. Возможно, она была обычной маленькой девочкой, вывозившейся во время игры в саду. Ее платье показалось мне вполне приличным. Я вздохнула: мне никогда не узнать ее историю.
Отель, в котором жила наша семья, с его пушистым красным ковром и лифтом, показался мне роскошным. Коридорный проводил нас с мамой до моей комнаты. Как только он открыл дверь, я поняла, что буду в ней одна – здесь не было никаких признаков присутствия моего брата. В комнате пахло плесенью, но комнаты во Флориде часто так пахнут.
Коридорный был молодым и красивым мужчиной. У него были густые каштановые волосы и длинные мускулистые руки и ноги. «Ну конечно, – подумала я, – конечно, мне должен был достаться молодой и красивый коридорный, а не старый и сморщенный». Я показала ему, куда поставить вещи. Он выполнил мою просьбу и стоял, как будто чего-то ожидая.
– Нам больше ничего не надо, – сказала мама.
– Мама, – я указала взглядом на ее сумочку.
– Ах да, – спохватилась она, – простите, простите, пожалуйста.
Она явно нервничала, и я знала почему. Ей предстояло остаться со мной наедине. И то, что я только что поговорила с мужчиной, а потом сообщила ей, как поступить с этим мужчиной, не способствовало ее спокойствию. Она предпочла бы, чтобы я забилась в угол и оставалась бы там, пока он не уйдет, и даже после его ухода. Но я не собиралась этого делать.
Коридорный закрыл за собой дверь, и я обернулась к маме и посмотрела ей в глаза. Я хотела, чтобы она заговорила первой.
– Ну что ж, Теа, – произнесла она, – лагерь пошел тебе на пользу. Ты чудесно выглядишь.
– Мама, это был не лагерь. – Она напряглась, но я не собиралась ничего уточнять. – Да нет, все нормально. Я рада, что пробыла там столько времени.
Она долго молча смотрела на меня, и тишину в комнате нарушал только гул электрического вентилятора. На ней было платье, в котором я ее видела сотни раз. Она была по-прежнему красивой; коридорный больше смотрел на нее, чем на меня. Я почувствовала, что решимость меня покидает. Она была моей матерью, а я ее ребенком. Ничто не могло изменить этот факт. Я ожидала, что она станет меня упрекать, выражать свое недовольство, скажет, что ей отлично известно, что я снова вела себя очень плохо.
– Итак, – произнесла она и взяла меня за руку, – что же нам теперь с тобой делать, Теа?
Я хотела было что-то сказать, но она меня остановила.
– Пожалуйста, не надо. Мы обо всем этом поговорим позже. Я устала.
– Сэм?
– Сэм в соседнем номере. Я думаю, тебе лучше дождаться, чтобы он сам к тебе пришел. Но я уверена, что ты поступишь, как сама сочтешь нужным.
Я кивнула. В этом она была права.
Я должна была провести свою последнюю ночь в лагере в лазарете. Но я не смогла. После ухода Мэри Эбботт я еще долго ворочалась и в конце концов встала. Я хотела заснуть, чтобы мое тело и мозг хоть немного отдохнули. Но сон не приходил, и я запаниковала. Мне было жарко, макушка горела огнем. Во всяком случае, мне казалось, что мой мозг загорелся от избытка тревожных мыслей. Я надеялась, что, уехав отсюда, не пожалею об этом. Я надеялась, что Сэм будет рад меня видеть. Я надеялась, что жизнь Сисси сложится именно так, как она мечтает.
Площадь была пустынна. На небе сияла полная луна, и это было очень красиво. В Мастерсе не светился ни единый огонек. В доме Августы было тихо, все мои подруги спали. После того как Сисси чуть было не попалась, Бун больше не придет. Я вынудила Сисси пообещать мне, что она напишет ему письмо и будет более осмотрительной.
Подходя к конюшне, я думала о Кэйт, ведьме Беллов[16]. По обе стороны от дорожки высился черный густой лес, в котором так легко было исчезнуть.
Большинство лошадей не удосужились свесить головы через дверцы стойл – было уже поздно, в это время их никогда не кормили. Но Наари встрепенулась. Она узнала мои шаги. Однако она их забудет и даже не осознает, что забыла.
Я прижалась лицом к ее морде, вдохнула ее резкий аромат и позволила ей вдохнуть мой запах. Кто знает, как я пахну? Думаю, я пахла, как девочка. Как Теа.
Я услышала скрежет металла по металлу и вздрогнула, решив, что попалась. Но что еще они могли со мной сделать? Мне нечего было терять. У меня ничего не осталось, и они ничего не могли отнять.
Это была Леона, выходившая из стойла Кинга. Она была в ночной сорочке, которая доходила ей только до колен, в то время как моя доставала до середины голеней. Впрочем, перед тем как сюда прийти, я сменила ночную сорочку на дневную одежду. Я обратила внимание на то, что Леона босая. Это было верхом беспечности – ходить босиком рядом с лошадью. Ее волосы были взлохмачены. В том смысле, что они не были так тщательно причесаны, как обычно. Кинг свесил свою огромную голову через дверцу и посмотрел на меня. Леона протянула руку и рассеянно потрепала его по морде. Я предполагала, что она способна на коварство, но я ошибалась – ее интересовали только лошади.
– Теа Атвелл, – заговорила она. – Ты меня победила. Меня еще никто никогда не побеждал.
– Прости. – В этот момент я действительно раскаивалась: следовало быть добрее, я должна была позволить ей одержать победу.
– Не надо. Я поступила бы точно так же, окажись я на твоем месте. В твоей шкуре.
Она улыбнулась, и я улыбнулась ей в ответ.
– Сочувствую насчет Кинга, – сказала я, кивком указывая на его большую красивую морду.
Леона повернулась и, обхватив руками его шею, уткнулась в нее лицом, а Кинг, как ребенок, расслабился в ее объятиях. В манеже он был неудержим, но вне его – кроток. Мне показалось, что она плачет. Я знала, что я плакала бы. Но когда она снова посмотрела на меня, ее глаза были сухи.
– Будут и другие лошади, – произнесла она, – но не такие, как он, и очень нескоро.
Я кивнула. Я ей поверила. Если кто-то и мог снова оказаться на коне, так это Леона.
– Тебе тоже придется оставить свою, – добавила она. В ее голосе не было злорадства.