Расшифрованная жизнь. Мой геном, моя жизнь - Крейг Вентер

Главная цель Celera состояла в том, чтобы собрать высококачественную последовательность человеческого генома для создания новых медикаментов и методов лечения. Наша рабочая гипотеза гласила: качество сборки определяется объемом данных по последовательностям. Задача заключалась в разработке наилучшей, наиболее полной версии генома человека, которая способствовала бы научным открытиям, выявлению генов, отвечающих за различные болезни, а также созданию новых способов терапии. Пациентам с онкологическими и другими заболеваниями было все равно, кто секвенировал геном человека. Им просто хотелось выздороветь…

Ученым Celera оказалось нелегко согласиться с моим прагматизмом. Майерсу совершенно не понравилась идея зависимости от общедоступных данных непредсказуемого качества, в то время как качество наших собственных данных неизменно было высоким. Когда мы закончили сборку генома, данные государственной программы еще не охватывали весь геном, причем объем информации по одним участкам был значительно выше, чем по другим. Имелись и другие проблемы, связанные с неправильной маркировкой и химерическими BIC (искаженными последовательностями). В течение следующих 6 лет участники государственной программы преодолели эти трудности, однако низкое качество имевшихся на тот момент данных могло осложнить реализацию нашей стратегии и понизить качество сборки{174}.

Покуда продолжался этот спектакль, сражения в прессе становились все более утомительными. Совещания «группы пяти» омрачались, как выразился один из участников, «подростковой задиристостью» и непрестанным очернением автора этих строк. В один прекрасный день, однако, появилась новая возможность для перемирия: Уайт сообщил мне по телефону, что они с Ханкапиллером беседовали с Ландером (на тот момент – своим главным заказчиком), который выразил готовность вновь рассмотреть мою идею о сотрудничестве.

На первый взгляд, государственная программа гораздо больше выигрывала от сотрудничества, чем я, поскольку у меня уже имелся доступ к ее данным в GenBank. Я подозревал, что главным предметом обсуждения станет не геном человека, а Ландер и способы предоставления ему дополнительных преимуществ. Коллеги Эрика по государственной программе также были настроены скептически, однако он считал сотрудничество единственным способом помешать мне стать победителем в соревновании по расшифровке генома.

Сомневаясь, я все же решил дать идее кооперации еще один шанс. Предложение также весьма заинтересовало членов моего научно-консультационного совета. Мы с Майком собирались поехать в Бостон на совещание и согласились пообщаться с Ландером, который работал неподалеку, в кембриджском Институте имени Уайтхеда. Наша встреча произошла в бостонской гостинице – Ландер просил сохранить ее в тайне.

В беседе с ним я подчеркнул, что в свете всей накопившейся враждебности считаю вряд ли возможным полноценное сотрудничество, однако готов рассмотреть вопрос об обмене данными и публикацию результатов анализа генома либо в одной совместной статье, либо в двух статьях одновременно. Мы были готовы предоставить видеодиск с кодом любому ученому для его личного использования при условии, что эта информация ни под каким видом не будет подлежать купле-продаже.

Однако нам показалось, что единственный вопрос, волновавший Эрика, касался его включения в число соавторов публикаций Celera о структуре генома, будь то одна или две статьи, поскольку мы планировали использовать данные, опубликованные им и его коллегами в базе GenBank.

Согласно научной традиции, мы намеревались надлежащим образом указать происхождение всех исходных данных. Я возразил, что тогда, согласно логике Ландера, я тоже должен быть соавтором любых статей, публикуемых участниками федеральной программы, поскольку они, как и любой исследователь генома человека, используют те многочисленные данные, которые я внес за прошедшие годы в GenBank.

Мы согласились в ближайшее время вернуться к этому разговору, причем Эрик подчеркнул, что даже если мы придем к соглашению, он отвечает только за себя и не уверен в поддержке других государственных лабораторий. Сомневаясь, что наши переговоры приведут к какому-либо результату, я, однако, надеялся, что они, по крайней мере, будут способствовать охлаждению горячих голов и успокоят прессу. Группа ведущих специалистов Celera встретила мой рассказ о встрече с Ландером скептически. После всех атак и оскорблений они пылали жаждой «попинать ногами» федеральные лаборатории, и считали, что в данный момент было бы «абсолютно неправильно сдаваться».

Беседы с Ландером шли в течение всего ноября, а 10 октября он даже принял участие в заседании научно-консультативного комитета Celera, состоявшемся в том же комплексе Уай-Ривер в Мэриленде, где за год до этого президент Клинтон пытался добиться сдвига в переговорах между Израилем и Палестиной. После телеконференции с Ландером у ведущих научных сотрудников Celera и других членов совета сложилось впечатление о существенном прогрессе, достигнутом на переговорах о сотрудничестве с федеральной программой на приемлемых для Celera условиях. Вскоре нам предстояло узнать, однако, что Ландер в этих обсуждениях представлял только самого себя, как он и предупреждал ранее.

12 ноября 1999 года Эрик решил сообщить о своем предложении Фрэнсису Коллинзу. По его словам, он намеревался кратко изложить уже согласованные моменты, подчеркнув, что «имеется достаточно точек соприкосновения, чтобы рассчитывать на успех переговоров, и настало время для начала дискуссий между ними (Крейгом, Арни Левином и, возможно, Майком и Уайтом) и нами (вы, Харольд, я и любые другие необходимые участники)». Уже тогда, однако, он почувствовал неладное. Когда речь зашла о таком важном вопросе, как состав участников переговоров, Коллинз не пригласил Эрика, заменив его активными противниками Celera – Салстоном, Уотерсоном и Мартином Боброу. Присутствовали также Вармус и, разумеется, сам Коллинз. Один из немногих представителей федеральных властей, с которым у меня сложились добрые отношения, Ари Патринос из Министерства энергетики, приглашения не получил. Тони Уайт, как и Ханкапиллер, настояли на своем присутствии, поскольку Коллинз и компания уже стали их крупнейшими заказчиками и за последние недели внесли в GenBank миллиардную единицу кода, а также завершили работу над хромосомой 22, что эквивалентно 2 % генома. Я предчувствовал катастрофу.

Готовясь к совещанию, Коллинз составил проект документа, в котором заменил все термины, согласованные на переговорах с Ландером. Документ именовался «Согласованные принципы», хотя их придерживались только члены его команды. И вот, предчувствуя худшее, 29 декабря я неохотно отправился в аэропорт.

Коллинз и Боброу начали с обычной политической риторики, представляя себя святыми за свою ежевечернюю загрузку необработанных данных в GenBank, а нас – грешниками, которые в конечном итоге помогают фармацевтическим компаниям, стремящимся вернуть сотни миллионов долларов, вложенных в разработку лекарств на основе этих данных. Когда, наконец, начал обсуждаться вопрос о слиянии наборов данных и, возможно, совместных публикациях, «согласованные принципы» быстро оказались чем-то совершенно иным. Камень преткновения состоял в том, что наши оппоненты ждали от нас передачи данных, методологии и прав первооткрывателей, не давая ничего взамен. Уотерстон заявил, что Celera должна опубликовать свои данные немедленно, а вопрос об их использовании Incyte или иным конкурентом Celera его не заботит. Уайт был взбешен, и стало ясно – встреча завершена, и все это будет иметь далекие последствия.