Самозванец - Теодор Мундт

Иосифа еще тогда несколько удивило страстное отношение Луизы к вопросу о виновности Эмилии. Он даже спросил ее об этом, но Луиза, теряя обычную сдержанность, взволнованно ответила, что он просто не хочет видеть, насколько ей дорого его счастье, иначе он бы не удивился.

Иосиф ласково пожал ей руку и сказал, что очень благодарен ей за ее доброе, сердечное отношение, за ее милую дружбу. Луиза как-то странно рассмеялась, покраснела и убежала. Иосиф задумчиво посмотрел ей вслед, и какие-то смутные подозрения зародились в нем. Но эти подозрения так и остались без выяснения: Иосиф был слишком подавлен, слишком угнетен мнимой неверностью Эмилии, чтобы думать о чем-либо, кроме измены любимой женщины.

Да, эта измена дорого стоила ему! Ведь теперь он окончательно должен был отказаться от надежды на личное счастье.

Иосиф зажил суровой, аскетической жизнью. Целыми днями он работал, в сумерках выходил гулять, стараясь на практике ознакомиться с механизмом государственного устройства. Иногда – до встречи с Лизеттой это было всего два раза – в нем вспыхивала кровь, и он на краткое похмелье страсти сходился с привлекшей его внимание простой девушкой. Несколько свиданий в полутьме, не дававшей возможности разглядеть и узнать его, щедрый подарок, и история замалчивалась.

Из романа «Самозванец» читатель уже знает историю знакомства Иосифа с хорошенькой Лизеттой, знает также, как инкогнито императора было раскрыто полицейским комиссаром. К счастью – так, по крайней мере, думал Иосиф, – никто, кроме самой Лизетты, не узнал о том, какой высокий гость посещал ее. Но с комиссаром было легко поладить: перевод на выгодное место и многозначительная угроза надежно гарантировали гробовое молчание ретивого полицейского. А Лизетта сумела только еще больше тронуть и привязать к себе Иосифа.

Она прямо заявила, что ей «ровным счетом наплевать», император он или простой солдат. Ей он нравится как мужчина, только и всего, и она ни в коем случае не хочет извлекать из их связи какую бы то ни было выгоду лично для себя. Делая на дому шляпы, она зарабатывает достаточно, чтобы быть сытой и одетой, а больше ей ничего не нужно.

Иосиф серьезно привязался к этой веселой, бескорыстной, непритязательной девушке. Здоровая телом и духом, обладавшая большим практическим умом и ясностью суждений, она произвела благодетельное, магическое влияние на расположение духа императора.

«Вот такую бы жену иметь!» – частенько думал Иосиф, с презрением вспоминая знакомых принцесс и придворных дам, готовых продаваться и изменять.

И вот теперь ему приходилось отказываться от единственного человека, который мог быть для него серьезной нравственной опорой. Ведь то, что заставляло его, ломая руки, бегать после совещания с министрами по своему кабинету, было сознанием необходимости разрыва с Лизеттой.

Уж слишком много людей знало его тайну! Сначала комиссар, потом Эмилия, встретившая его в коридоре, теперь гренадеры. Правда, комиссар удален в провинцию, баронесса сейчас же после суда уехала из Вены, отказавшись под предлогом болезни даже явиться ко двору для торжественной и окончательной реабилитации, а гренадеры на другое же утро выступили в поход, и все будут молчать. Но свидетелей было много, их становилось все больше и больше… «Нет, до открытого скандала я не могу доводить это дело! С Лизеттой надо порвать! Но как это тяжело!» – тоскливо думал император.

Конечно, о любви тут не могло быть и речи. Но Иосиф был бесконечно одинок, ему не с кем было поговорить свободно, по душе, некому было влить энергию и бодрость в уставшую душу. Все его существо властно рвалось к женщине, требовало ее мягкой ласки. От одной ему приходилось отказываться, а другой… не было!

Иосиф подошел к большому железному шкафу, отпер его и достал оттуда несколько больших и маленьких футляров. В одних были золотые цепочки, в других – медальоны, табакерки, художественно сработанные часы, в третьем – колье, фермуары, золотые пояса. Наконец он нашел то, что искал: это была тяжелая палисандровая шкатулка с инкрустацией и кружевными серебряными углами; внутри на бархатном ложе покоился массивный золотой медальон, усеянный драгоценными камнями и надетый на художественной работы золотую цепь. Иосиф позвал старого преданного ему камердинера Венцеля и сказал ему:

– Франц, у меня имеется для тебя очень важное поручение. Я полагаюсь на твою преданность и молчаливость…

Франц Венцель молча поклонился в ответ.

– Возьми эту шкатулку, – продолжал император, – и отнеси ее по адресу, который я тебе сейчас скажу. Разыщешь модистку Лизетту Грубер, удостоверишься, что это она – именно она и что тебя никто не подслушивает, и скажешь ей: «Высокий гость, который бывал у вас в последнее время, просит передать вам, что ему нужно уехать и что вообще больше видеться с ним вам не придется. Он просит вас принять на память этот подарок и надеется на вашу скромность и молчание». Понял? Повтори мои слова.

Камердинер повторил, и Иосиф, убедившись, что Франц запомнил и усвоил сказанное, дал ему адрес Лизетты и отпустил. Затем он отправился к императрице, чтобы поговорить о положении дел и сообщить о необходимости для него выехать в армию ввиду предстоящей войны.

III. Признания

В большой комнате, сплошь уставленной широкими шкафами с тысячами фолиантов, Иосиф встретил фон Кребниц. Она ставила на место какую-то толстую книгу в потемневшем кожаном переплете и потом задумчиво стала обводить полки взглядом, как бы разыскивая что-то.

– А, княгиня! – ласково сказал император. – Вы все за книгами! Опять откопали в нашей библиотеке какой-нибудь раритет или шедевр?

– Нет, – улыбаясь, ответила Луиза своим низким приятным голосом, – мне просто надо было навести кое-какие справки по интересующему меня вопросу.

– Ну, конечно, конечно! Ведь вы у нас – ученая женщина… Раритет – это вы сами, княгиня. Обыкновенно природа бывает очень экономна в распределении своих даров: награждая умом и талантами, она отказывает в красоте или наоборот. Но к вам она была поразительно щедра: дала все – ум, благородство рождения, аристократизм души и сердца, прелестную наружность, словом, буквально все!

– Кроме счастья! – с грустной иронией добавила Луиза и вдруг продолжила, покраснев: – Но вы, ваше величество, положительно удивили меня. До сих пор, – она смущенно рассмеялась, – мне казалось, что вы проходите мимо, совершенно не видя меня, так что даже, если бы спросили вас, высокого я роста, брюнетка или блондинка, вы не знали бы, что ответить. А оказывается, вы, ваше величество, даже снисходите до похвалы моей наружности! Я осчастливлена столь высокой милостью!.. – И она присела в задорном книксене, которым пыталась скрыть охватившее ее радостное смущение.

Иосиф внимательно посмотрел на нее и сознался в душе, что она права. Действительно, до сих пор он именно «смотрел на нее, не видя». Он всегда радовался, когда приходилось встречаться с ней ценил ее общество, любил говорить с нею. Но женщины, и в особенности красивой женщины, он до сих пор не замечал в ней, и только теперь ее ответ на его фразу, сказанную вполне равнодушно, из простого желания сделать галантный комплимент, заставил его присмотреться к ней как к женщине.