Любить Пабло, ненавидеть Эскобара - Вирхиния Вальехо

На другой день я звоню единственной подруге, которая наверняка никому ничего не расскажет. Сольвейг – шведка. Она элегантна, как снежная королева. Сдержанна и тактична, в отличие от большинства женщин-журналисток, которых Пабло обычно именовал змеями. Мы с ней никогда не откровенничали, потому что за последние годы я научилась не доверять никому и старалась держать все переживания при себе. И сегодня я хочу поговорить о случившемся не потому, что мне нужно выговориться. Просто я уверена, более, чем когда-либо, что Эскобар прослушивает мой телефон и записывает все разговоры, чтобы знать, встречаюсь ли я с его врагом. Я также знаю, что, хотя я ненавижу его, а он меня больше не любит, Пабло всегда будет меня хотеть и будет прослушивать мой телефон. Моя изумленная подруга недоверчиво спрашивает меня, как такая женщина, как я, могла связаться с людьми подобного сорта и почему я позволила этому типу войти в мой дом. Я отвечаю, что все еще надеялась, что смогу остановить войну, которая приведет к гибели сотен людей. Подручные никогда не действуют без одобрения патрона. Я не называю Сольвейг имя Вильяма Аранго, потому что знаю, что Пабло на следующий же день распилит его на кусочки, а я не хочу быть в ответе за еще одно убийство. Мной движет лишь желание, чтобы Эскобар еще больше возненавидел того, кого он всегда звал не иначе как боровом-выскочкой, и его больную от ревности жену. La Fiera периодически названивала в средства массовой информации, обвиняя Марию Викторию, жену Эскобара, в том, что та резала лица соперницам, чтобы завладеть подарками. Вот кто на самом деле был причиной войны между картелями!

Через какое-то время я получаю по почте конверт с вырезкой из газеты: убит некий парикмахер из Кали. На его теле насчитали сорок шесть ножевых ранений. Не десять, не двадцать, не тридцать, а ровно сорок шесть. Он был убит во время гомосексуальной оргии. В тысячу раз более виновны отдающие приказы, чем головорезы, их исполняющие. Я обращаюсь с молитвой за упокой его души и открываю Богу мое исполненное болью сердце, многократно униженное этой дьявольской преступной «элитой». Ни по происхождению, ни по своей морали они ни в чем не отличаются от своих наемников и обслуги. Я прошу Бога, чтобы он использовал меня в качестве катализатора процессов, которые покончат с ними и с их состояниями, нажитыми на позоре моей страны, крови жертв и слезах наших женщин.

13 января 1988 года начинается война. Пока Пабло находится в асьенде «Неаполь», мощная бомба разрушает до основания здание «Монако» – резиденцию жены Эскобара и двоих его детей, расположенную в одном из самых элегантных районов Медельина, – и все окрестные здания. Виктория, Хуан Пабло и маленькая Мануэла, которые занимали несколько комнат в пентхаусе, остаются целыми и невредимыми, но два телохранителя убиты. Глубокая Глотка сообщил мне, что это дело рук Пачо Эрреры, четвертого человека в иерархии картеля Кали, с которым Пабло хотел поступить так же, как он поступил с El Niño по просьбе Чепе Сантакруса, третьего в иерархии после Хильберто и его брата Мигеля. От здания, которое почти целиком занимали семья и телохранители Эскобара, остался только бетонный остов; коллекция старинных автомобилей, принадлежавшая Пабло, и произведения искусства, собранные его женой, утеряны безвозвратно.

Война уносит по тридцать жизней в день. И нет ничего удивительного, что и в Кали, и в Медельине начинают находить тела молоденьких моделей со следами пыток: война идет и в салонах красоты, где картели нанимают информаторов. Враги Пабло знают, что мы расстались, но полагают, что я все еще дорога ему. Это ставит меня в еще более уязвимое положение, потому что я уже не могу рассчитывать на его защиту. Угрозы неотступно преследуют меня. Смена телефонов не помогает. С каждым разом все меньшему количеству людей известен мой номер. Я начинаю избегать любого общения. Деньги в банке быстро заканчиваются, потому что необходимо платить за квартиру. Я надеюсь продать какую-нибудь картину из моей коллекции. Стоимость ни одной из них не превышает нескольких тысяч долларов. Но в Колумбии продажа произведения искусства, которое не принадлежит кисти шести самых известных национальных художников, может занять месяцы, если не годы.

Когда я приношу свои немногочисленные драгоценности в ювелирные магазины, чьей клиенткой я была с двадцати лет, они дают мне лишь десять процентов стоимости изделий, фактически то же самое, что и в ломбарде. Я решаю, что не буду продавать мою квартиру, которая стоила мне двадцати лет работы и множества жертв. Ведь тогда мне пришлось бы впустить в свою жизнь десятки любопытных и отвечать на сотни бестактных вопросов.

Чтобы хоть чем-то заняться, я начинаю делать записи для романа, который опубликую когда-нибудь, если чудом останусь жива. Так я стараюсь зафиксировать в памяти воспоминания обо всем, что было мною утеряно с тех пор, как проклятие в лице Пабло Эскобара вошло в мою жизнь, запятнав ее позором. Менее чем через неделю после взрыва бомбы в его доме Пабло уже похитил Андреса Пастрану, кандидата в мэры Боготы и сына экс-президента Пастрана Борреры. Затем он безжалостно расправился с прокурором Карлосом Мауро Ойосой. Государство возобновило действие закона об экстрадиции, и Пабло вознамерился поставить его на колени. Сейчас он платит пять тысяч долларов за каждого убитого полицейского. Война становится все более жестокой: количество жертв перевалило уже за восемь сотен. Чтобы продемонстрировать, что у него хватит средств и для разборок с картелем Кали, и для войны с государством, в некоторых из жертв выпускают до сотни пуль. Очевидно, что времена дефицита наличных средств – впрочем, неизвестные широкой публике – для Пабло давно в прошлом, и что торговля с Кубой оказалась очень прибыльной.

Демонстративный террор, угрозы и сообщения о сотнях убитых погружают меня в глубокую депрессию. Меня уже почти ничего не интересует. Я редко выхожу из дома и решаю, что, как только закончатся деньги в сейфе, я покончу с собой, приставив пистолет к уху, как когда-то научил меня Пабло. Нет больше сил терпеть страх нищеты, которая уже маячит на пороге моего дома. Моя семья меня презирает. Их голоса слышны в общем хоре оскорблений, которые я вынуждена сносить даже когда иду в супермаркет. Я знаю, что ни один из трех моих вполне обеспеченных братьев не поможет мне. Они ненавидят меня за то, что по моей вине вынуждены подвергаться насмешкам в Жокейском клубе, в ресторанах и на семейных праздниках.

Я отправляюсь проститься с Деннисом, астрологом из США. Он возвращается домой в Техас, потому что ему угрожают похищением. Я спрашиваю его, когда закончится мучительное состояние, которое я переживаю. Он смотрит мои астральные карты и специальные таблицы, которые позволяют узнать, где будут находиться планеты в будущем и говорит мне, слегка встревоженный:

– Это только начало… И это продлится еще долго, дорогая моя.

– Да, но сколько месяцев?

– Лет… лет… И тебе нужно быть очень сильной, чтобы вынести все то, что тебе предстоит; но если ты проживешь достаточно долго, то унаследуешь большое состояние.

– Ты хочешь сказать, что я буду очень несчастна и потом стану вдовой богатея?

– Я только знаю, что ты будешь любить человека из далекой страны и навсегда будешь с ним разлучена… Не вздумай совершать преступлений, потому что у тебя будут проблемы с законом в другой стране, которые продлятся годы, но в конце концов решение будет вынесено в твою пользу. Ты обречена на одиночество, а в конце жизни можешь лишиться зрения. Ты будешь страдать до тех пор, пока Юпитер не выйдет из дома тайных врагов и ограничений. Но, если ты будешь достаточно сильной, через тридцать лет ты сможешь сказать, что все это было не напрасно! Судьба человека записана в небесных сферах, и мы ничего не можем с этим поделать, my dear.