Коломбина для Рыжего - Янина Логвин

Действительно пора. Все лучше, чем трепаться попусту с самоуверенными дельцами сомнительного вида. Пора дать возможность Глаше ответить на их пустой треп красивым проездом и выручить Мишку. Иного просто не может быть!

Голос Вардана долетает до меня вперемежку со смехом и ругательством брата: «Как скажешь, детка!», заставляя упрямо сжать кулаки: посмотрим, умник, как ты будешь смеяться, когда придет время отдавать долг. Я жду затылком окрик Рыжего, и он звучит – категоричный в своей твердости и по-человечески обеспокоенный:

– Танька, я сказал нет! Это тебе не Роднинск! Ты не знаешь, во что ввязываешься и с какими людьми играешь.

– А ты знаешь? – я коротко оглядываюсь, чтобы хмуро взглянуть на него – тоже мрачного, взъерошенного, решительно шагнувшего следом. – Когда предлагаешь деньги, знаешь?

Признание Алины Черняевой все еще свежо в памяти, но… Черт! До чего же яркой и незабываемой была наша ночь! И каким искренним Рыжий!

– Знаю, – отрезает он, – потому и говорю. Считай это вопросом жизни и смерти!

– Вот именно! – Я тоже не намеренна шутить. – И речь сейчас идет не обо мне, если ты не понял, а о Мишке.

Напрасно я стараюсь бросить весомый довод, он и на каплю не убеждает Бампера.

– Твоему другу нужен этот урок, чтобы впредь не подставлял друзей. Так что по морде он заслуженно получил. Я бы ему и сам с удовольствием врезал на будущее! Я тебя предупреждал, чтобы не лезла в мужские дела? Смотри, во что это вылилось!

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Смотрю на тронутый щетиной подбородок, не поднимая глаза.

– Я знаю, что виновата. Знаю, что по моей вине так получилось, не думай, что не понимаю. Потому и хочу все исправить.

– Глупости! Он сам виноват!

– Нет! – качаю головой. – Медвед, он… Он просто хотел испытать себя, понимаешь? Да, легкий приз вскружил голову. Ты должен понять, ты же любишь деньги, как никто! Больше, чем… чем… – я не могу подобрать нужных слов и на упрямстве замолкаю. Не хочу, но поднимаю на парня взгляд.

– И? – смотрит он на меня почти со злостью, сверкая синим холодом в глазах, кусая сухие губы. – Продолжай, Коломбина, ну, чего замолчала? Больше кого и чего я люблю деньги, если готов сейчас расстаться с последней копейкой, а?!

Я молчу, не зная, что сказать, чем возразить, и он продолжает:

– Танька, не чуди. Я отдам эти чертовы деньги, и мы забудем обо всем. Отдам сколько нужно, слышишь!

– Артемьев, так нельзя. Причем здесь ты? Медвед мой друг, пусть и дурак. Я не могу вот так вот взять и бросить его. И Глашу друзьям доверить не могу.

– А собой, значит, рисковать можешь? Ты хоть раз участвовала в стрит-рейсинге? Знаешь, что такое скорость на узких, не всегда освещенных улицах, когда тебя подрезают, чтобы выкинуть на обочину?!.. Речь идет о большой ставке, Таня, брат Вардана давно в деле, он не станет церемониться с тобой только потому, что ты девчонка. И жалеть не станет.

Вот теперь я смотрю на Рыжего так, как хочу – жадно и открыто. Против воли отзываюсь на исходящую от него тревогу, впитывая, запоминая его серьезным и собранным. Сжатым и опасным, словно готовая вот-вот расправиться тугая пружина.

И вдруг непонятно почему вспоминаю, как гладила и целовала его сильные, голые плечи. Припадала губами к шее, не в силах от себя отпустить.

– Я увлечена гонками с одиннадцати лет, машинами – и того раньше. Я знаю о них все! Я выиграю, Артемьев, выиграю, и не потому, что хочу, а потому, что по-другому просто не умею. Потому что нельзя! Об этом знают мои друзья, а теперь знаешь ты. Ты никому не будешь должен, я этого не допущу!

– Не только твой друг дурак, – замечает, шумно выдыхая Бампер, на секунду прикрывая ладонью глаза. – Видно я тоже буду настоящим идиотом, если захочу это проверить. Ты неисправима, Коломбина.

Я отворачиваюсь и шагаю к Глаше. Этот наш спор все равно ни к чему хорошему не приведет, когда уже все решено.

– Не спорю.

– Пусть! – Рыжий снова догоняет меня. – Пусть я дурак, Танька, – идет следом, заслоняя спиной ото всех, – но я тебе больше, чем друг! Мне точно не все равно!

Он смущает меня и злит, заставляет теряться в ответе. Я не знаю, что сказать и просто подхожу к машине.

– Ты слышишь меня? Вредная и упрямая девчонка!

Я резко разворачиваюсь, чтобы упереться ладонью в твердую грудь.

– Кто? – выдыхаю глухо, не веря, что решилась спросить.

– Что? – не понимает он.

– Кто ты для меня, Артемьев? – упрямо повторяю. – Ты только что сказал, что ты мне больше, чем друг. Так кто?

– А ты сама не знаешь? – опускает он подбородок.

– Нет, – заставляю себя не отвести взгляд.

– Хорошо, – соглашается он ответить, твердо сжимая рот. – Я тот, кто не станет проверять на веру твои слова, потому что мне неважно, что и кому ты пытаешься доказать. Сама ты куда важнее для меня. Я тот, кто отдаст за тебя все долги, даже если останется без трусов, так понятно? Я могу продолжить, Коломбина, но боюсь, что сказанное прозвучит слишком пафосно и смешно для этого момента, а мне сейчас совсем не до юмора.

Мои щеки просто полыхают, а горло перехватывает от волнения.

– Это что, нужно понимать как то самое признание?

– Совершенно точно.

– А если я соглашусь, чтобы ты отдал деньги, не боишься остаться ради меня с голой задницей? Я знаю про платье, Рыжий. Знаю, сколько оно стоит. И про твою соседку-одноклассницу – тоже в курсе.

Он легко выдерживает мой прямой взгляд, не спеша отражать в своем – потемневшем голубом, чувство вины.

– Ну, это проблематично. Все же я умею делать деньги. Не думаю, что не накормлю тебя хлебом с маслом.

Этот разговор сейчас совсем не к месту и не ко времени, но от признания Рыжего у меня колотится сердце и пропадает голос.

– Даже так?

– Даже так.

– Артемьев, тебе говорили, что ты не умеешь признаваться в любви?

– Нет, – разводит он руками. – Как-то не приходилось никому говорить. Я, знаешь ли, не каждый день встречаю любовь всей жизни.

Почему? Ну почему мне совершенно нечего на это ответить?!

– Дурак, – я говорю тихо, открывая дверь и садясь в машину, но он все равно слышит.

– Танька! – рычит над головой. – Только попробуй с собой что-нибудь сделать, и я тебя четвертую! Поняла?!

– Если я с собой что-нибудь сделаю, ты до меня уже не доберешься.

– Черта с два! Это ты так думаешь!

Рыжий сбрасывает с себя куртку прямо на землю, оббегает машину и садится рядом со мной на место пассажира. Упрямо щелкает у бедра ремнем, видимым движением закрепляя за собой последнее слово.